Стоило ему на мгновение расслабиться, как опасность не замедлила заявить о себе, и Мышелову представилась возможность на практике проверить истинность своего тезиса о том, что все девушки походят друг на друга, как рыбы. Хотя рот Исисси оставался неподвижен, до его слуха донесся хорошо знакомый негромкий свист.

Устремив взгляд на пальцы ног, он увидел, как бело-голубая сестрица Боль несется на него, вытянув вперед растопыренные пальцы рук с длинными заостренными ногтями, плотоядно ухмыляясь, в глазах горит желание помучить.

Догадка Мышелова о подводных туннелях подтвердилась – он обнаружил, что с бешеной скоростью несется сквозь вязкую плоть морского дна, устремляясь вперед одним лишь усилием воли, а преследующее его кошмарное видение мчится за ним так же быстро, отчего расстояние между ними нисколько не сокращается, хотя и не увеличивается. Лицо Исисси, мелькнув, через мгновение осталось далеко позади.

Но все было не совсем так. В самом начале погони, как показалось Мышелову, его преследовательница приостановилась и ее бледно-голубая плоть слилась с зеленоватой субстанцией другого существа, соединяя ее холодную рыбью ярость с собственной безумной жаждой мучительства, а потом с удвоенной энергией кинулась за ним.

Во время безумной гонки под дном Крайнего моря Мышелова мучило неотвязное желание повернуть голову и хотя бы краешком глаза заглянуть вперед, чтобы получить отдаленное представление о том, куда они движутся. Однако он так боялся, отвлекшись на маячащие впереди препятствия, врезаться головой в каменную глыбу, которые в изобилии то и дело проносились мимо, что так и не отважился это сделать. Нет, уж лучше слепо довериться той силе, которая, по-видимому, руководит его движением. Кто бы за ней ни стоял, ему, безусловно, виднее.

Вмиг пронеслись они мимо разверстой пасти темного туннеля, уходящего куда-то на юг. К Симоргии? В Но-Омбрульск? Или, в обход него, прямо к Морю Чудовищ? К таинственному Царству Теней, в замок самой Смерти?

Однако что толку размышлять, если уж доверился урагану? Вопреки ожиданиям, скорость убаюкивала. В конце концов, быть может, в эту самую минуту он сладко спит в уютной могиле на Льдистом острове и видит сон? Ведь даже у самого Великого Бога, когда он творил вселенную или вселенные, наверняка были мгновения абсолютной уверенности в том, что он грезит. Ну и хорошо, подумал Мышелов и отключился.

Сиф настояла, чтобы Пшаури передал ей магический куб, и, подвесив его себе на левую руку точно так же, как это делал он, еще раз прошла весь путь от ямы до вбитого в землю колышка. Результат оказался тот же, что и у него, и тогда женщина предложила держать куб по очереди. Он, делать нечего, согласился, однако всякий раз, выпуская из рук импровизированный маятник, продолжал ревниво следить за ним взглядом.

– Ты ревнуешь ко мне капитана, не так ли? – без тени насмешки спросила она у молодого лейтенанта. Он подумал и дал столь же искренний ответ:

– Да, госпожа, хотя и ни в коей мере не подвергаю сомнению твое право на заботу о нем. Но все же я повстречал его раньше, чем ты, когда он собирал свой отряд в Ланкмаре, – это было даже еще до того, как он снарядил «Бродягу» и направился сюда.

– Ты забываешь, – мягко поправила его Сиф, – что Мышелов начал собирать отряд и готовить судно к отплытию лишь после того, как госпожа Афрейт и я наняли его и капитана Фафхрда для защиты нашего острова, хотя в тот раз присланный Кхакхтом ледяной шторм и умчал нас обратно, не успели мы оглянуться.

– Это правда, – согласился он. – Но все-таки… – И тут же умолк, видимо раздумав возражать.

– Что «все-таки»?

– Я хотел сказать, – запинаясь, ответил он, – что, мне кажется, он знал обо мне еще раньше. Ведь мы оба были свободными ворами, хотя он, безусловно, многократно превосходил меня во всем, а в Ланкмаре, где так силен Цех, это многое значит… Ну, во всяком случае мне он был хорошо известен.

Передышка окончилась, и Сиф, приготовившись идти дальше, взяла куб в правую руку, не собираясь, по-видимому, положить его в свою сумку или передать Пшаури. Вместо этого она внимательно вглядывалась в хмурое лицо своего спутника, черты которого отчетливо вырисовывались в сереньком свете приближающегося утра.

В фиолетовом предутреннем небе стояла лишь одна звезда, яркий Астарион, да и его свет скоро померкнет в лучах восходящего солнца. Впереди, чуть левее, ибо маятник увел их в сторону от того маршрута, которым вся компания двигалась к холму Богини прошлым вечером, поднималась стена тумана, из которого то тут, то там просматривались крыши домов и башни Соленой Гавани, а также купол храма Луны, казавшийся отсюда маленьким, почти игрушечным. Буквально у них на глазах туман покрыл городские крыши и начал тянуть свои волокнистые щупальца к ним. Дальний его край вспыхнул, предчувствуя восход солнца, хотя облачная флотилия прямо над их головами все еще сохраняла цвета ночи.

– Капитану, наверное, холодно там внизу, – невольно вздрогнув, выдохнул Пшаури.

– Ты и вправду искренне беспокоишься о нем, – заметила Сиф. – Больше, чем другие. Я замечаю это последние две недели. С тех самых пор, как ты получил письмо с зеленой печатью, которое привез последний ланкмарский корабль – еще до «Ласки».

– Ты наблюдательна, госпожа, – произнес он.

– Я видела это письмо, когда капитан Мышелов открывал мешок с почтой. Что в нем, Пшаури? Тот отрицательно покачал головой:

– При всем моем уважении, госпожа, я не могу сказать. Это дело только между мною, капитаном и еще одной особой. Я не могу говорить об этом без разрешения.

– А капитан знает?

– Не думаю. Не уверен.

Сиф настроена была продолжать задавать вопросы, несмотря на явное и необъяснимое нежелание Пшаури отвечать, но тут пятеро пришедших из лагеря поравнялись с ними, и возможность для беседы по душам была упущена. Начиная с этого момента Сиф и Пшаури чувствовали себя актерами на сцене, поскольку каждый из новоприбывших желал лично видеть чудо: металлический куб, по собственной воле отклоняющийся от вертикали и вполне определенно указывающий направление в сторону шахты. В конце концов даже скептику Гронигеру ничего не осталось, кроме как довериться своим глазам.

– Придется поверить, – проворчал он, – хотя и не хочется.

– Да, при свете дня это трудно, – согласилась Рилл. – Ночью как-то проще.

Матушка Грам кивнула:

– Да, с колдовством всегда так.

Солнце уже показалось из-за горизонта, расстелив яркую желтую дорожку по поверхности тумана, который, как ни странно, не рассеивался.

Сиф и Пшаури принялись отвечать на вопросы о невидимых глазу пульсациях маятника.

– Он просто дрожит, – говорила женщина.

– Не знаю я, почему мне кажется, что это сигналы от капитана, – отнекивался лейтенант. – Просто я так чувствую, и все.

Гронигер фыркнул.