Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предыдущий начальник Николса, полковник Маршалл, работал на Манхэттене (именно в его кабинете в августе было придумано кодовое название проекта создания атомной бомбы – Манхэттенский инженерный округ). Но решения о приоритете проектов и поставках принимались в военное время не на Манхэттене, а в суматошных вашингтонских кабинетах, и туда-то полковник и отправил сражаться способного Николса. Поэтому Гровс зашел к Николсу сразу после разговора со Стайером. Там он обнаружил, что состояние проекта даже хуже, чем он опасался: «Информация, которую я получил, меня не обрадовала; честно говоря, она привела меня в ужас»[1876].
Он взял Николса с собой на встречу с Вэниваром Бушем в Институте Карнеги на Пи-стрит[1877]. Сомервелл не договорился с Бушем о визите Гровса, и директор УНИР был в ярости. Он грубо отказывался отвечать на вопросы Гровса, чем привел его в недоумение. Буш сдерживал свой гнев, пока Гровс с Николсом не ушли, а затем посетил Стайера. Разговор с ним он описывает в составленном тогда же меморандуме:
Я сказал ему, что (1) как я уже говорил генералу Сомервеллу, я по-прежнему считаю, что лучше всего было бы сначала получить военный заказ, а потом выбирать человека, который обеспечит выполнение программы; (2) после краткой беседы с генералом Гровсом я сомневаюсь, обладает ли он достаточным для этой работы тактом.
Стайер не согласился со мной по пункту (1), и я сказал лишь, что хотел быть уверен, что он понял мои рекомендации. По пункту (2) он согласился, что Гровс груб и т. д., но считает, что другие его качества возместят этот недостаток… Боюсь, что мы попали впросак[1878].
Уже через несколько дней Буш изменил свое мнение. Гровс немедленно взялся за худшие из его проблем и разрешил их.
Одним из первых вопросов, которые полковник-тяжеловес обсудил с Николсом, был вопрос о запасах руды: имеется ли достаточное количество урана? Николс рассказал ему о недавней неожиданно счастливой находке: речь шла о приблизительно 1250 тоннах необычайно богатой урановой смолки, состоящей на 65 % из оксида урана, которую компания Union Minière отправила в 1940 году в Соединенные Штаты со своей шахты Шинколобуэ в Бельгийском Конго, чтобы она не попала в руки немцев. Фредерик Жолио и Генри Тизард еще в 1939 году независимо друг от друга предупреждали бельгийцев о германской опасности. Две тысячи стальных бочек с рудой стояли на открытом воздухе в порту Ричмонд на Статен-Айленде. В пятницу 18 сентября Гровс отправил Николса в Нью-Йорк купить ее.
В воскресенье Гровс составил от имени Дональда Нельсона, гражданского руководителя Управления военного производства, письмо, присваивающее Манхэттенскому инженерному округу наивысший приоритет – ААА. Гровс лично отвез это письмо Нельсону. «Он ответил решительным отказом; однако его мнение быстро изменилось, когда я сказал, что мне придется сообщить президенту, что проект следует закрыть, потому что Управление военного производства не желает выполнять его указания»[1879]. Гровс блефовал, но не его угрозы повлияли на решение Нельсона; к этому времени с ним, вероятно, уже связывались Буш и Генри Стимсон. Он подписал письмо. «В течение почти целого года, – отмечает Гровс, – у нас не было никаких крупных затруднений в отношении приоритетного снабжения»[1880].
В тот же день Гровс утвердил директиву о приобретении земельного участка площадью более 210 квадратных километров вдоль реки Клинч на востоке штата Теннесси; этот документ пролежал на столе его предшественника в течение всего лета. В Металлургической лаборатории этот участок назвали «Площадкой Х». Пока начальником инженерного округа был Маршалл, он собирался купить землю после того, как существование цепной реакции будет доказано на опыте.
В следующую среду, 23 сентября, присвоение Гровсу звания бригадного генерала было официально утверждено. Не успел он привинтить на погоны новые звездочки, как ему пришлось присутствовать на созванном в кабинете военного министра командном совещании обойденного Комитета по военной политике Буша: там собрались Стимсон, начальник Генерального штаба армии Джордж Маршалл, Буш, Конант, Сомервелл, Стайер и оказавшийся под рукой адмирал. Гровс изложил свои планы. Стимсон предложил создать управляющий комитет из девяти человек. Гровс считал, что комитет из трех человек будет более работоспособным, и настоял на своем. Дискуссия пошла дальше. Внезапно Гровс объявил, что должен уйти: как он объяснил, ему нужно было успеть на поезд в Теннесси, чтобы осмотреть Площадку Х. Изумленный военный министр согласился его отпустить, и Лесли Ричард Гровс, та новая метла, которой предстояло чисто вымести Манхэттенский инженерный округ, отбыл на вокзал Юнион-стейшн. «Вы выставили меня в самом выгодном свете, – с благодарностью сказал Сомервелл Гровсу, когда тот вернулся в Вашингтон. – Я сказал им, что, если дело поручить вам, оно на самом деле пойдет»[1881]. И дело пошло.
Энрико Ферми начал проектировать полномасштабный котел для цепной реакции в мае 1942 года, когда один из экспоненциальных реакторов, сооруженных его группой под западными трибунами стадиона Стэгг-Филд, показал коэффициент k, дающий в экстраполяции на бесконечность значение 0,995[1882]. Металлургическая лаборатория искала более высококачественный графит и организовывала производство чистого металлического урана, более плотного, чем оксид; эти и другие усовершенствования должны были привести к получению k, большего 1,0. «Я помню, как говорил об этом эксперименте в Индианских дюнах[1883], – рассказал Ферми жене уже после войны, – именно тогда я впервые увидел дюны… Дюны мне понравились: день был ясный, и туман не приглушал цвета… Мы вылезли из воды и гуляли по берегу»[1884].
Как вспоминает Леона Вудс, этим летом, начиная подготовку к работе, они – с Гербертом Андерсоном и Ферми – купались «каждый день в пять часов вечера в ледяном озере Мичиган, возле огромного каменного волнолома в конце 55-й улицы»[1885]. В то время она еще была стеснительной двадцатидвухлетней аспиранткой. «Однажды вечером Энрико пригласил в гости Эдварда и [Мици] Теллер, Хелен и Роберта Малликен (Роберт был моим научным руководителем), а также Герба Андерсона, Джона Маршалла и меня». Они играли в модную тогда игру «Убийство». «В этот вечер, как только погасили свет, я забилась в угол и с изумлением слушала, как эти блестящие, успешные, знаменитые, умудренные люди вопили, толкались и целовались в темноте, как маленькие дети»[1886]. Все хорошие