– Да. Вот я и думаю, а порядочно ли это будет с нашей стороны – будоражить его семью подобными новостями? Впрочем, с другой стороны, имеем ли мы право скрывать от Айседоры, что у нее есть отец?

– Здесь рядом с ней, Пепе, есть Рамон, я, Ангелина. Одно могу сказать тебе точно: после отъезда Лусии я не получила от нее ни сантима. И это притом что я послала ей телеграмму, в которой сообщила, что мы переехали и деньги следует посылать до востребования на почту.

– Все так, мама. Я получил твою телеграмму и, клянусь тебе, регулярно сопровождал Лусию, когда она отсылала вам деньги. Неужели вы не получили ни единого перевода?

– Нет. Хотя Рамон раз в неделю всегда наведывался на городскую почту, все минувшие пять лет. И всякий раз ему говорили, что никаких переводов на наше имя не поступало.

– Что ж, можно только догадываться, что сейчас на этой почте трудится какой-то богатенький клерк, который разъезжает по городу на скоростном автомобиле. Но почему ты не написала мне, что тебе нужна помощь?

– Я не собиралась выпрашивать помощь у семьи. – Мария покачала головой. – Как-то справились, Пепе.

– Прости, мама, что все так вышло. – Пепе поднялся со стула и подошел к матери. – Если бы я знал, то обязательно помог бы. Но я ведь и подумать не мог… Но как бы то ни было, сейчас я вернулся и могу помочь вам. Я привез с собой все свои сбережения, и если мы будем тратить деньги разумно, то их должно хватить на много лет. И потом… – Пепе погладил свои усы.

– Что потом?

– У меня был разговор с отцом незадолго до отъезда сюда. Я напомнил ему об Айседоре, а потом попросил его дать для нее немного денег. В конце концов, Лусия была ее матерью, и все, что она заработала, как и вся остальная ее собственность, должны сейчас перейти к ее дочери.

– Ты прав. Он дал тебе хоть что-то?

– Немного дал, но это мизерная сумма в сопоставлении с тем, сколько он был должен Лусии. Как всегда, стал ссылаться на то, что год был трудным и что все заработанные деньги были потрачены на новые костюмы для артистов труппы при подготовке очередного шоу.

– То есть он остался таким, каким был. Никаких перемен, – тяжело вздохнула в ответ Мария.

– Ты права, мама, отец не изменился. Однако перед отъездом я все же взял на себя смелость и продал все драгоценности Лусии и ее меха. Конечно, вырученные деньги не идут ни в какое сравнение с тем, что должна была бы получить Айседора, но сейчас, во всяком случае, у меня есть кругленькая сумма, чтобы обеспечить ей будущее. Завтра же я отправлюсь в банк и открою счет на ее имя. Если повезет и жизнь в Испании наконец наладится, то эта сумма будет увеличиваться с каждым годом. Может, пока и не стоит ей говорить об этом, а вот когда девочке исполнится восемнадцать, вручим эти деньги ей.

– Ты прав. – Впервые за все время их разговора Мария улыбнулась. – Будет с чем начинать свою взрослую жизнь. А пока действительно лучше всего начисто забыть об этих деньгах. Как долго ты собираешься погостить у нас, Пепе?

– Видишь ли, дело в том, что нашей труппы больше нет. Она распалась после смерти Лусии, каждый пошел дальше своим путем. Что же касается меня, то я уже достаточно настранствовался за эти годы, мама. А потому я вернулся на родину навсегда.

– Вот эта новость и правда сделала меня счастливой! Можешь пока поселиться в пещере Рамона и обустроить там свой дом.

– Он живет здесь, с тобой?

– Да, – кивнула Мария, не желая более скрывать от сына любовь к мужчине, который дал ей все то, чего не дал собственный муж. – Надеюсь, ты все понимаешь правильно, Пепе.

– Конечно, мама. В детстве я идеализировал своего отца, он был моим кумиром. Но по мере взросления я быстро понял, что он за человек на самом деле.

– Признаюсь тебе, как на духу, без Рамона я бы попросту не выжила, – повела плечами Мария. – А что же твой отец? Где он сейчас?

– Я распрощался с ним в Сан-Франциско. Ему нравится Калифорния. У него есть какая-то работа. Играет в одном из городских баров, насколько мне известно.

– Он один? – спросила Мария у сына и впервые за долгие годы почувствовала, что этот вопрос не ранит больше ее сердца.

– Он… нет, он не один. Его последнюю подружку зовут Хуанита, но я не уверен, что они по-прежнему вместе. Думаю, она у него далеко не последняя.

– Да пусть себе, на здоровье, мне, честно говоря, все равно, – твердо ответила Мария, понимая, что не кривит душой и говорит правду. – А что же ты сам, сынок? У тебя есть возлюбленная?

– Нет, мама. Да и кому я нужен? – рассмеялся в ответ Пепе.

– О, многие женщины не отказались бы быть рядом с тобой! Ты только взгляни на себя! Красавец, талантливый и еще такой молодой.

– Наверное, мама, я просто не создан для супружеской жизни.

– Потерпи немного, пока девчонки в Сакромонте не увидят тебя. Уверяю, они тут же выстроятся в очередь у твоих дверей, – шутливо заметила Мария, поднимаясь со своего места. – Что ж, мне пора приниматься за ужин. А ты ступай и посмотри, не вернулся ли Рамон. Он ходил по воду.

– Хорошо, мама.

Пепе вышел из пещеры и побрел вниз по склону, тяжело вздыхая по дороге. Может, все же стоит рассказать матери всю правду про себя, чтобы она оставила наконец свои попытки женить его? Однако есть такие вещи, которые все же лучше не знать даже родной матери, любящей своего сына всем сердцем и душой. Вполне возможно, правда станет для нее настоящим потрясением и может даже убить ее. Пепе понимал, свою главную тайну он должен оставить при себе и никому не говорить о ней до конца своих дней.

* * *

Новости в горах распространяются быстро, и уже на следующий день все цыгане, уцелевшие в Гранаде после перипетий минувших лет, потянулись к дому Марии, чтобы выразить ей соболезнования и отдать дань уважения Ла Канделе, самой выдающейся исполнительнице фламенко, которая когда-либо появлялась на свет в Сакромонте, а заодно и поучаствовать в церемонии захоронения праха Лусии, который Пепе привез с собой. Ближе к вечеру траурная процессия во главе с Марией и Ангелиной направилась в сторону кладбища. Женщины, стоя на коленях, распевали траурные гимны, а Ангелина в это время бормотала про себя слова заклинания, чтобы облегчить переход Лусии в высшие миры.

Пепе держал в одной руке резной деревянный ларец с прахом Лусии, а второй рукой сжимал крохотную ручку Айседоры. Он глянул на девочку, та всецело сосредоточилась на дороге, по которой они шли. Глаза у нее были сухие, но лицо хмурое. Он почувствовал, как больно заныло сердце при мысли о том, что малышка никогда не увидит свою мать и та никогда не обнимет ее и не прижмет к своей груди, и никогда не будет танцевать вместе с ней…

Когда они дошли наконец до лесной поляны, на которой разместилось кладбище, все умолкли. В длинном ряду крестов, под которыми покоились многие поколения семейства Альбейсин, рядом с могилами братьев было подготовлено место и для самой Лусии. Ангелина начала читать молитву, а Мария и Пепе в это время опустили ларец с прахом в землю, а потом руками засыпали его сверху толстым слоем жирной бурой земли, обильно сдобренной слезами Марии.