Они вошли в переулок, где было довольно темно. Мистер Пиквик раза два вынимал фонарь, который бросал перед собою яркий короткий сноп лучей шириной около фута. На него очень приятно было смотреть, но, казалось, он отличался способностью делать окружающие предметы темнее, чем они были раньше.

Наконец, они добрались до большого камня. Тут Сэм предложил хозяину и мистеру Уинклю посидеть, пока он пойдет на разведку и убедится, что Мэри их ждет.

Пробыв в отсутствии минут пять – десять, Сэм вернулся и доложил, что калитка открыта и все спокойно. Следуя за ним крадущимися шагами, мистер Пиквик и мистер Уинкль вскоре очутились в саду. Здесь каждый произнес по нескольку раз: «Тсс!..» – но никто из них, казалось, не имел сколько-нибудь ясного представления о том, что делать дальше.

– Мисс Эллен в саду, Мэри? – осведомился мистер Уинкль, приходя в волнение.

– Не знаю, сэр, – отвечала хорошенькая служанка. – Лучше всего, сэр, если мистер Уэллер поможет вам влезть на дерево, а мистер Пиквик будет так любезен и посмотрит, не идет ли кто-нибудь по переулку, я же буду сторожить в другом конце сада. Господи помилуй, что это такое?

– Этот-вот окаянный фонарь всех погубит! – раздраженно воскликнул Сэм.

– Смотрите, что вы делаете, сэр! Вы направляете луч прямо в окно их дома!

– Ах, боже мой! – произнес мистер Пиквик, поспешно поворачиваясь. – Это я нечаянно.

– Теперь он на соседнем доме, сэр, – заявил Сэм.

– Помилуй бог! – воскликнул мистер Пиквик, поворачиваясь снова.

– Теперь он на крыше конюшни, и подумают, что там пожар, – сказал Сэм.

– Закройте его, сэр. Что вам стоит закрыть?

– Самый необычайный фонарь, с каким мне приходилось встречаться! – воскликнул мистер Пиквик, крайне озадаченный тем эффектом, какой он столь неумышленно производил. – Никогда не видывал такого сильного рефлектора.

– Для нас он окажется слишком сильным, если вы будете светить таким манером, сэр, – отвечал Сэм, когда мистер Пиквик после многих неудачных попыток ухитрился задвинуть заслонку. – Вот шаги молодой леди. Ну, мистер Уинкль, полезайте, сэр.

– Постойте, постойте! – вмешался мистер Пиквик. – Сначала я должен переговорить с нею. Помогите мне влезть, Сэм.

– Осторожнее, сэр, – сказал Сэм, упираясь головой в забор и превращая свою спину в площадку. – Станьте на эту-вот цветочную кадку, сэр. Ну, теперь полезайте!

– Боюсь, как бы не ушибить вас, Сэм, – заметил мистер Пиквик.

– Не беспокойтесь обо мне, сэр, – отвечал Сэм. Протяните ему руку, мистер Уинкль. Смелее, сэр, смелее! Вот и готово!

Пока Сэм говорил, мистер Пиквик, делая усилия, почти сверхъестественные для джентльмена его возраста и веса, умудрился стать на спину Сэма; Сэм осторожно выпрямился, а мистер Пиквик уцепился за край забора, в то время как мистер Уинкль крепко держал его за ноги, и таким путем они добились того, что очки мистера Пиквика очутились как раз над забором.

– Милая моя, – сказал мистер Пиквик, взглянув через забор и увидев по другую сторону Арабеллу, – не пугайтесь, это только я.

– О, пожалуйста, уходите, мистер Пиквик! – воскликнула Арабелла. – Скажите им, чтобы они все ушли. Я так ужасно боюсь. Милый, милый мистер Пиквик, не оставайтесь здесь. Вы упадете и расшибетесь! Я знаю, вы расшибетесь!

– Прошу вас, не тревожьтесь, моя дорогая, – успокоительно сказал мистер Пиквик. – Нет ни малейшей причины бояться, – уверяю вас. Стойте твердо, Сэм, – добавил мистер Пиквик, поглядев вниз.

– Слушаю, сэр, – отвечал мистер Уэллер. – Не – задерживайтесь дольше, чем нужно, сэр. Вы довольно-таки тяжеловаты.

– Еще одну секунду, Сэм! – отозвался мистер Пиквик. – Я хотел только сообщить вам, моя дорогая, что я бы не разрешил моему молодому другу видеть вас тайком, если бы положение, в каком вы находитесь, позволило ему поступить иначе; и если этот шаг покажется вам неподобающим и вызовет у вас тревогу, милая моя, вы можете быть спокойны, зная, что я здесь. Вот и все, моя дорогая!

– Уверяю вас, мистер Пиквик, я очень благодарна вам за вашу доброту и заботливость, – отвечала Арабелла, вытирая слезы носовым платком.

Вероятно, она сказала бы значительно больше, если бы голова мистера Пиквика не исчезла с большой поспешностью, вследствие неверного шага, сделанного им на плече Сэма, каковой шаг неожиданно поверг его на землю. Однако он через секунду уже стоял на ногах и, попросив мистера Уинкля торопиться и поскорее закончить свидание, побежал караулить в переулке со всей отвагой и пылом юноши. Мистер Уинкль, воодушевленный близостью свидания, в одно мгновение очутился на заборе, задержавшись только для того, чтобы попросить Сэма позаботиться о своем хозяине.

– Я о нем позабочусь, сэр, – отозвался Сэм. – Предоставьте его мне.

– Где он? Что он делает, Сэм? – осведомился мистер Уинкль.

– Да благословит бог его старые гетры! – отвечал Сэм, посматривая в сторону калитки. – Он караулит в переулке с потайным фонарем, словно живой Гай Фокс[134] . В жизни не видал такого доброго создания. Будь я проклят, если не думаю, что его сердце родилось по крайней мере на двадцать пять лет позже, чем его тело!

Мистер Уинкль не стал слушать панегирик своему другу. Он спрыгнул с забора, бросился к ногам Арабеллы и стал клясться в искренности своих чувств с красноречием, достойным самого мистера Пиквика.

Пока происходили эти события на открытом воздухе, некий пожилой джентльмен, обремененный ученостью, сидел в своей библиотеке за два-три дома оттуда и писал философический трактат, то и дело увлажняя свою земную оболочку и свои труды рюмкой кларета из почтенной на вид бутылки, которая стояла подле него. В муках творчества пожилой джентльмен смотрел то на ковер, то на потолок, то на стену; а когда ни ковер, ни потолок, ни стена не вдохновляли в должной мере, он выглядывал из окна.

Во время одной из таких творческих пауз ученый джентльмен рассеянно Смотрел в густой мрак за окном, как вдруг с удивлением заметил очень яркий луч, скользнувший в воздухе невысоко над землей и почти мгновенно исчезнувший. Несколько минут спустя феномен повторился не один и не два, а несколько раз; наконец, ученый джентльмен положил перо и начал размышлять о том, каким естественным причинам могли быть приписаны эти явления.

Это не метеоры – они вспыхивали слишком низко. Это не светлячки – они вспыхивали слишком высоко. Это не блуждающие огоньки; это не фосфоресцирующие мухи; это не фейерверк. Что бы это могло быть? Какой-то необычайный и удивительный феномен природы, которого не видел доселе ни один натуралист; нечто такое, что удалось открыть ему одному и чем он обессмертит свое имя, написав труд для блага потомства. Одержимый этой мыслью, ученый джентльмен снова схватил перо и занес на бумагу различные данные об этих беспримерных явлениях, указывая дату, день, час, минуту и даже секунду, когда они наблюдались; все это долженствовало служить материалом для объемистого трактата, исследовательского и глубоко ученого, которому суждено было изумить всех метеорологов во всех цивилизованных уголках земного шара.