С другой стороны оказался… мужчина в возрасте, очевидно, тот самый военный в отставке, который мой сосед. Назвать его дедушкой или пенсионером язык не поворачивался. Высокий, крепкий, широкоплечий, с блестящей на солнце лысиной и строгой, аккуратной бородой.

Он рассматривал меня так же пристально, как и я его, и, как и хозяин дома, казался удивленным, пусть и лучше сумел скрыть свои эмоции. Наверняка, тоже задавался вопросом, как меня сюда занесло. А вот так, надоело все и унесло, раны зализывать приехала, мозги на место вставлять.

— Добрый день еще раз, — промямлила я, почему-то растерявшись под пристальным взглядом карих глаз, протянула руку для пожатия. — Станислава.

— Федор Александрович, — крепко, но бережно пожал сосед мою ладонь. — Ваш сосед.

— Очень приятно, — улыбнулась я, опуская руку. — И еще раз простите, я обычно веду себя тише и на предметы не срываюсь, — конечно, если это не кривое творение наших гениальных разрабов.

— И что же послужило причиной вашего гнева, позвольте поинтересоваться? — едва заметно улыбнулся Федор Александрович. Смотрел только на меня, не пытался заглянуть во двор, не косился на окна, по сторонам, весь словно сконцентрировался и сосредоточился на мне.

— Я пытаюсь колоть дрова, — усмехнулась. — И кажется, готова сдаться.

Федор Александрович в удивлении вскинул густые брови, морщинки у глаз стали глубже.

— Позвольте, очаровательное создание, но… Вы топор-то удержите?

— Я сильнее, чем кажусь, — снова усмехнулась. — Но дрова — это однозначно не мое. Не подскажите, есть ли в городе хорошее место, где можно съесть стейк?

— Место, конечно, есть, но… — он вдруг сощурился, кивнул самому себе и улыбнулся, — может, я лучше просто помогу вам с дровами?

А я зависла. Потому что… Ну, потому что я одна, посреди нигде, а мужчина хоть и в возрасте, но все равно больше и сильнее меня минимум в два раза. Разумно ли пускать незнакомца в дом?

Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Федор Александрович понимающе хмыкнул. И взгляд, направленный на меня, снова изменился, стал мягче.

— Осторожность — это похвальное качество для молодой девушки. Я пойму, если вы откажетесь от помощи. Но уверяю, что в мыслях ничего дурного не держу.

Я помялась еще несколько секунд, прислушиваясь к себе, оглядела снова мужчину и пропустила во двор, с облегчением, нащупав в кармане штанов мобильник.

Ну да, Воронова, смарт особенно поможет, когда Федор Александрович тебя под ближайшей елкой закапывать будет или в реку выкидывать… Вот вперлось тебе это мясо?!

Первые десять минут, что сосед быстро и явно умело махал топором, я держалась настороженно и подальше, а потом… как-то само собой получилось, что мы разговорились, а потом и стейк пожарили, а потом и съели его на моей кухне под пол бокала красного винишка.

И Федор Александрович оказался совершенно классным дядькой, невероятно интересным, чем-то напоминал Борисыча, а чем-то Гора. На самом деле, Игоря напоминал даже больше: они щурились одинаково, вскидывали брови очень похоже, жестикулировали. И смотрел иногда Федор Александрович точно так же, как Гор в самом начале нашего знакомства: изучающе, будто под кожу пробраться пытался, будто что-то хотел для себя уяснить.

Я понимала, что скорее всего, скоро начну видеть Ястреба в каждом прохожем, настолько скучаю, поэтому и не придавала особого значения собственным наблюдениям.

С той самой среды с Федором Александровичем мы стали видеться чуть ли не каждый день: то я после пробежки залетала к нему на чай, то он заезжал ко мне, возвращаясь из магазина или с прогулки. А как-то вечером, сидя на его кухне и потягивая тот самый ароматный чай с капелькой коньяка, я неожиданно для себя на вопрос: «от кого ты тут прячешься, Слава?», вдруг вывалила ему все. Вообще все: и про Красногорского, и про Иннотек, и про Игоря. Болтала ложкой в кружке, крошила пирог в тарелке и рассказывала, не в состоянии заткнуться.

— Он, конечно, идиот, — почесал бороду Федор Николаевич, когда я закончила. — Но все-таки тебе надо с ним поговорить, — кивнул он будто собственным мыслям.

— Тогда, когда уходила, — вздохнула я, — сил совсем не было. А сейчас… — я неопределенно пожала плечами. Признаваться в собственной трусости очень стыдно, оказывается.

— Виноватой себя чувствуешь? — сощурился проницательно и снова так знакомо бывший военный. — Думаешь, другую там себе нашел?

— Да, — поскучнела я, настроение вмиг испортилось, а внутри противно заныло. — Вот вы бы не нашли? У нас там куда ни плюнь, в модель попадешь, а меня уже две недели нет и вообще… — я махнула рукой, отвернулась к окну. — Дура я.

— Не нашел он никого, Слава, — погладил Федор Александрович меня по руке. — Уверен.

— Спасибо, — невесело улыбнулась, бросила взгляд за окно и поняла, что пора собираться. На улице давно ночь, а мне еще домой добираться, да и разговор этот только бередит раны. Я комкано попрощалась со странно рассматривающим меня Федором Александровичем и ушла к себе.

И той ночью снова плохо спала: все ворочалась с боку на бок и думала, думала, думала. И весь следующий день нарезала круги вокруг телефона — позвонить, не позвонить? У них там ад наверняка сейчас, Гору не до меня явно, и что я ему скажу? Просто подышу в трубку? Скажу, что скучала, пусть он и дурак? Объясню, что мне нужны были эти две недели, чтобы прийти в себя?

Чушь какая…

И вечером тоже нарезала круги… Но так и не позвонила. И на следующий день снова. Так дотянула до субботы. Грызла себя, изводила и тянула кота за яйца. Потому что страшно было, и стыдно, и все еще очень обидно и больно. Вот только злость давно улеглась и то место, которое раньше она забивала напрочь, теперь ныло и тянуло в два раза сильнее. В тысячу раз сильнее.

В пятницу вечером я до того издергалась, что отключилась прямо в гостиной на диване в обнимку со смартом и полным раздраем в душе, а проснулась потому, что на живот что-то давило, как будто плед, под которым я уснула, обмотался вокруг талии и стал тяжелее на пару килограмм.

Я завозилась, поморщилась и попробовала снова провалиться в сон. Вставать не хотелось совершенно, не хотелось нырять в эти тянущие, грызущие ощущения. Но… Но я обещала себе, что сегодня точно позвоню… Подниму эту чертову трубку и позвоню, и плевать, что услышу на другом конце провода, плевать, что скажет Ястреб. Потому что и дальше так продолжаться не может, я просто рехнусь!

Я вздохнула, почесала кончик носа, так и не открывая глаз, и… И решение снова приняли за меня.

— Доброе утро, Лава, — прохрипел знакомый до дрожи голос куда-то мне в живот. И я дернулась вздрогнула и наконец-то открыла глаза, подскочив на месте, как ужаленная.

— А… ты… — слова вдруг куда-то делись, мысли в общем-то тоже. Я просто смотрела неверяще в хитрые серые глаза, на губы, кривящиеся в улыбке, на заросшие щетиной скулы.