Целью их путешествия была Калифорния. Здесь они нанесли визит внучке Эйнштейна Эвелин. Она была разведена, почти не работала и жила в крайней нужде. От путешествия Харви с мозгом ее бросало в дрожь, но у нее был свой особый интерес. Она надеялась, что ей удастся прояснить давно занимавший ее вопрос. Эвелин была приемной дочерью Ганса Альберта и его жены Фриды, но время и обстоятельства ее рождения были неясны. Ходили слухи, заставившие ее подозревать, что, возможно, – только возможно – она на самом деле была дочерью самого Эйнштейна. Эвелин родилась после смерти Эльзы, когда Эйнштейн много времени проводил с женщинами. Могло статься, что она появилась в результате одной из таких романтических связей, а потом Эйнштейн договорился, что Ганс Альберт ее удочерит. Работая с Робертом Шульманом, редактором письменного наследия Эйнштейна, она надеялась понять, что можно узнать, изучая ДНК из мозга Эйнштейна. К сожалению, оказалось, что тот способ, которым Харви бальзамировал мозг Эйнштейна, не позволял выделить пригодные для этого ДНК. И поэтому ответ на свой вопрос ей так и не удалось получить7.

В 1998 году, через сорок три года, Томас Харви, полубезумный страж мозга Эйнштейна, которому уже исполнилось восемьдесят шесть лет, решил, что пора снять с себя эту ответственность. Поэтому он позвонил человеку, который в то время занимал его прежнее место патологоанатома в принстонской больнице, и отправился туда, чтобы передать ему свое сокровище8.

Из десятка людей, которым Харви за эти годы раздал маленькие кусочки мозга Эйнштейна, только трое опубликовали значимые научные исследования. Первыми это сделали ученые из Беркли под руководством Мариан Даймонд9. Они сообщили, что в одной из областей мозга Эйнштейна, части теменной коры, число так называемых глиальных клеток повышено по отношению к числу нейронов. Это может означать, говорят авторы, что нейроны используют большее количество энергии.

Один из вопросов, связанных с этим исследованием, состоит в том, что мозг семидесятишестилетнего человека сравнивался с мозгами одиннадцати других людей, умерших в возрасте около шестидесяти четырех лет. Не было образцов, взятых у других гениев, что могло бы помочь подтвердить сделанное открытие. Была еще одна, более фундаментальная проблема: не было возможности проследить развитие мозга в течение жизни, и значит, осталось неясным, какие физические отличия могут быть причиной более ярко выраженных умственных способностей, а какие являются следствием многолетнего использования и тренировки определенных участков мозга.

Во второй статье, опубликованной в 1996 году, делалось предположение, что кора головного мозга Эйнштейна была тоньше, чем в пяти образцах мозга других людей, а плотность нейронов больше. И опять образец был слишком мал и свидетельства в пользу того или иного вывода слишком фрагментарны.

Чаще всего цитируется работа, сделанная в 1999 году группой профессора Сандры Вительсон из Университета Макмастера в Онтарио. Харви по собственной инициативе послал ей факс и предложил образец для изучения. Ему было уже за восемьдесят, но он лично поехал в Канаду, везя с собой “лакомый кусочек” – почти пятую часть мозга Эйнштейна, включая теменную долю большого мозга.

При сравнении с мозгом тридцати пяти других людей оказалось, что в мозгу Эйнштейна желоб в нижней теменной доле большого мозга гораздо короче, что, как считается, обеспечивает способность к математическому и пространственному мышлению. Также эта область его мозга была на 15 % шире. Авторы статьи допускали, что эти особенности могут привести к образованию более сложных нейронных цепочек в этой области мозга10.

Но копание в образцах глиальных клеток и желобков мозга Эйнштейна не дает ничего для истинного понимания его фантазии и интуиции. Вопрос, который следовало задать, звучит так: как работал разум Эйнштейна, а не его мозг. Сам Эйнштейн чаще всего объяснял свои интеллектуальные достижения любопытством. В конце жизни он сформулировал это так: “У меня нет специальных талантов, я просто неистово любопытен”11.

Пытаясь разобраться в том, что именно составляет гений Эйнштейна, возможно, лучше всего начать именно с этой его черты. Вот он перед нами, больной маленький мальчик в постели, пытающийся понять, почему стрелка компаса указывает на север. Многие из нас могут вспомнить, что видели такие дрожащие стрелки, стремящиеся занять нужное положение. Но мало кто столь последовательно и столь страстно искал ответ на вопрос, как действует магнитное поле, как быстро оно может распространяться и каким образом оно может взаимодействовать с материей.

На что будет похожа пробежка вдоль светового луча? Если движешься по искривленному пространству, наподобие жука по скрученному листу, как можно это заметить? Что означает утверждение, что два события происходят одновременно? Для Эйнштейна любопытство не сводилось к желанию разгадать какую-то тайну. Чувство, сходное с изумлением ребенка, побуждало его задавать вопросы обыденному, спрашивать о том, о чем, как он сам сказал однажды, “ни одному взрослому человеку не придет в голову беспокоиться”12.

Он умел, глядя на хорошо известные факты, уловить ускользавшую от других суть проблемы. Например, еще со времен Ньютона ученые знали об эквивалентности инерционной и гравитационной масс. Но Эйнштейн увидел в этом эквивалентность гравитации и ускорения, что стало ключом к пониманию Вселенной13.

Символ веры Эйнштейна был в том, что природа не загромождена беспорядочно лишними элементами. Соответственно, любопытство должно иметь конечную цель. Для Эйнштейна такой целью было появление разума, способного задавать вопросы и восхищаться вселенной. Для него оно было сродни религиозному чувству. “У любопытства есть собственные резоны для существования, – объяснил он однажды. – Нам ничего не остается, как с благоговейным трепетом созерцать тайны бесконечности, жизни, загадочную структуру реальности”14.

С самого детства Эйнштейну было свойственно скорее визуальное, а не вербальное мышление. Чтобы удовлетворить свое любопытство и дать пищу воображению, он создавал мысленные образы и ставил мысленные эксперименты. Это включало и умение ясно представить себе физическую реальность, нарисованную мазками кистью математики. “За формулой он сразу видел физическое содержание, тогда как для нас она оставалась просто абстрактной формулой”, – сказал один из первых учеников Эйнштейна15. Планк ввел понятие кванта, видя в нем только математическое ухищрение, но, чтобы осознать его физическую реальность, потребовался Эйнштейн. Лоренц предложил математические преобразования, описывающие движущиеся тела, но нужен был Эйнштейн, чтобы на основании этих преобразований выстроить новую релятивистскую теорию.

Однажды, еще в 1930-х годах, Эйнштейн пригласил Сен-Жона Перса[105]в Принстон. Он хотел понять, как работает поэт. “Как вам приходит в голову идея стихотворения?” – спросил Эйнштейн. Поэт стал говорить о роли, которую играет интуиция и воображение. “То же относится и к человеку науки, – удовлетворенно отозвался Эйнштейн. – Это неожиданное озарение, почти исступление. Позднее, чтобы не возникало сомнений, рассудок анализирует, а эксперимент подтверждает или опровергает интуицию. Но сперва имеет место величайшее усилие воображения”16.