Внезапно Эрнеста остановилась, в отчаянии глядя перед собой словно разом остекленевшими глазами. Макферсон, уже залезший в шлюпку вместе с бесчувственным Джеком и взявшийся на весла, запрокинул голову:

– Мисс, вы что? Скорее, полезайте сюда!

– Я не могу, – сдавленно, беспомощно выдохнула Морено, схватившись обеими руками за планшир.

– Как это? Мисс, скорее!.. – крикнул старый боцман. Девушка повторила глухо:

– Я не могу уйти без бумаг. Он сказал… сказал, что они живы…

– Мисс, я… Я не знаю, кто и что вам сказал, но вон там – там люди, которые вот–вот придут сюда и прикончат нас всех, как беднягу Генри! – Макферсон поднялся со скамьи и протянул ей руку. Эрнеста снова оглянулась назад, и решимость ее на мгновение угасла, но тотчас загорелась с новой силой; обернувшись к старому товарищу, она потребовала хрипло:

– Уходите отсюда. Быстрее, мистер Макферсон, уводите шлюпку за скалы! Не ждите меня здесь.

– Мисс…

– Иначе у меня будут связаны руки! Уходите, поторопитесь – я сама найду вас позже! – крикнула она и, не дожидаясь новых возражений, прибавила: – Это приказ вашего квартирмейстера, мистер Макферсон.

Времени на споры не было – под угрозой были не только их жизни, но и спасенного с таким трудом Джека, не то старый боцман ни за что не повиновался бы. Но Эрнеста была рада этому: у нее тоже не имелось больше никаких сил и возможностей для уговоров.

Обратно она возвращалась той же дорогой, которой выходила на палубу – так было ближе до капитанской каюты. Тела Генри, Гарсии и Сертиса все еще лежали на прежнем месте, и Эрнеста, проходя мимо, сдавленно вздохнула: как бы там ни было, именно в эту минуту она остро жалела запутавшегося юношу, столь глупо и вместе с тем единственно правильно отдавшего свою жизнь – поступок, которого она никак от него не ожидала прежде и теперь мучилась чувством вины за собственные жестокие слова, брошенные ему тогда, в шлюпке. Как бы Морено ни торопилась, все же она на секунду опустилась рядом с ним на колени и потянулась было закрыть глаза, отпустить мертвую душу – но у Фокса веки оказались смежены, как у спящего, и, если не считать мертвенной бледности, он казался в эту минуту поразительно прекрасен: Морено вдруг поняла, что именно все остальные видели в его внешности раньше, восхищаясь ею.

– Прощай, Генри. Кто из нас не совершал ошибок, верно? А ты ушел достойнее многих великих пиратов, – сжимая на прощание руку юноши и невольно прикасаясь к его щеке, шепнула Эрнеста. Ладонь ее вдруг соскользнула, случайно коснувшись шеи – и девушка похолодела.

Сперва она подумала, что это почудилось – однако под пальцами слабо, но ритмично стучала кровь, разгоняемая сердцем по жилам. Наклонившись ближе, Морено уловила и дыхание, чуть слышное и прерывистое, каким ему и полагалось быть после подобного ранения. Но повязка, наложенная Рэдфордом и остановившая кровотечение, очевидно, спасла Фокса – во всяком случае, уберегла его от мгновенной смерти.

– Так ты жив, – пробормотала Эрнеста, настолько пораженная, что на несколько секунд утратила бдительность – чужие шаги на лестнице она услышала слишком поздно. Можно было попытаться еще сбежать, но как быть с Генри? Морено заметалась по сторонам, выхватила саблю больше на инстинктах – едва ли ей удалось бы этим оружием задержать толпу хоть на несколько секунд, но поступить иначе она просто не могла. С грохотом распахнулась дверь, и в трюм хлынули люди.

Эрнеста с трудом подавила в себе желание выставить вперед клинок и крикнуть: «Не подходите!» – она понимала, что им нужно увидеть все сразу и самим. Матросы, вваливавшиеся следом за товарищами, как и они, делали несколько шагов и в изумлении останавливались; взгляды всех были обращены на трупы капитана и его старшего помощника. Морено чувствовала, как накаляется вокруг нее добела тягостная тишина – то было именно то состояние, которое требовалось ей.

– Слушайте меня! – звонко крикнула она. – Капитан Гарсия умер. Я знаю, каким именно образом он заставлял всех вас служить себе. Знайте – перед смертью он открыл мне, где хранятся его записи обо всех ваших родных, о людях, ради которых вы пришли сюда и трудились долгие годы! – Низкий, задушенный, глухой ропот пронесся вокруг, и Эрнеста вскинула руку: – Я скажу вам, где они хранятся! Но прежде – вы поможете моему другу. Когда он будет здоров и окажется в состоянии вместе со мной покинуть борт – клянусь, что я скажу вам все! Вы ждали столь долгое время – так потерпите всего несколько дней!..

– Не слушайте ее! Неужели не видите, что она лжет? – обернувшись к остальным в толпе, вмешался светловолосый юноша–француз – Рене, как припомнила Эрнеста, перебивая его:

– Нет, я не лгу вам! Я сама оказалась втянута в эту историю капитаном Гарсией – у меня тоже пропали родители, я считала их погибшими! Некоторые из вас знают эту историю и могут подтвердить мои слова. Я знаю, что вы чувствуете, поверьте!

– Зачем нам ждать, когда можно заставить говорить тебя прямо сейчас? – выступив вперед, с угрозой спросил один из матросов – огромный, плечистый голландец; Эрнеста, стройная и легкая, едва доставала ему макушкой до середины груди. Но когда она запрокинула голову, встречая его свирепый, остервеневший взгляд своим, в ее глазах не было ни тени сомнения:

– Попробуй. Не получится, слишком многие до тебя пытались сделать со мной то же самое – заставить поступать так, как хотелось им, – спокойно ответила она. – Я прошу всего несколько дней для моего друга, а бумаги – гарантия нашей безопасности. Так что я скорее унесу эту тайну с собой в могилу, чем раскрою ее сейчас…

– Да погоди ты, Эл! Замолчите все, ну!.. Я буду говорить, – протолкавшись сквозь толпу, вмешался Педро Санчес. Среди собравшихся он был одним из довольно уважаемых людей, поэтому многие действительно слегка притихли – во всяком случае, стало возможным говорить, не надрывая голоса криком. – Я знаю эту женщину. Вы все видели – она не испанка, у нее в сердце другая, наша кровь!

– За себя говори!.. – рявкнул кто-то из угла, но не слишком уверенно. – Я не англичанин!

– А ну цыц! Тебя кто спрашивает? – не остался в долгу Педро. – Англичанин, голландец, лягушатник, макаронник – какая к чертям разница?! Вы помните, как она, чуть ли не пленница здесь, решала ваши проблемы и таскалась к капитану выбивать для вас гамаки потолще да похлебку понаваристее? Разве испанцы так делают? Они нас заманивают к себе на борт, обещают все, что душа попросит, а после даже не говорят, что служба твоя – дьяволу под хвост! Вот у меня был сын – он умер, пока я здесь гнул спину и ни от какой работы не отворачивался, лишь бы его разыскать. Разве капитан Гарсия позвал меня к себе и сказал, что, раз моего сына больше нет – упокой Господь его душу! – то и мне здесь больше незачем находиться? Черта с два! Так бы и подох здесь во имя благословенной Испании – да только какого я должен это делать, если я даже в той стране не бывал ни разу?!..

– Эге, друзья, да вы поглядите-то на него! – вмешался еще один матрос, уже немолодой, с подвязанными у висков длинными седыми косицами, наклоняясь к лицу Генри и бесцеремонно хватая его за подбородок. Эрнеста настороженно повернулась к нему всем корпусом, но старик нисколько не смутился: протянув жилистую руку, он поймал за полу рубахи кого-то из своих товарищей и громко спросил: – Не узнаешь его, Фуэнтес? Это же тот самый паренек, что уговорил пиратского капитана отпустить нашу команду полгода назад!