8 августа. В 16.00 заседание политбюро ЦК КПСС. Чувствуется нервозность: положение в сельском хозяйства критическое. Выступление Брежнева было, как всегда, наигранным, в некоторых практических вопросах он безбожно путается, совершенно оторван от истинного положения дел и реальной обстановки, но старался позировать, делать вид, что он все и вся знает, а главное, давать установку и поучать, как надо работать.

13 августа. Воскресенье, я нахожусь на работе. Разбор почты, подготовка «чиновничьих» писем, хотя и очень важных. Не привык я к такому образу и стилю работы. Самоубийственное одиночество. Набираюсь силы все это выдержать.

16 августа. По всем сводкам, телеграммам, требованиям с мест видно, что положение в стране с материально-техническим обеспечением строек, транспорта просто катастрофическое. Огромный дефицит металла, цемента, леса, строительных материалов, кабельной продукции, транспорта всех видов. Экономика страны в «задерганном» состоянии, вся работа проводится как аврал. Перспективой заняться нет времени, да ею никто и не занимается по-настоящему. Технический прогресс, культура производства, качество выпускаемой продукции, производительность труда — все эти и другие вопросы являются чрезвычайно значительными, произносятся одни призывы, высокопарные слова, и ничего не подкрепляется делом. Металл, лес, цемент, кабельную продукцию, автотранспорт в немалых количествах отправляем за границу, а свою работу просто из-за нехватки всего этого лихорадим.

На строительных и сельскохозяйственных работах страны сейчас находится свыше одного миллиона студентов. Вопрос важный и нужный: по трудовому воспитанию молодежи и оказанию помощи в решении народно-хозяйственных задач страны. Но далеко не везде созданы бытовые условия, отсутствует элементарная техника безопасности, многие ребята простужаются, болеют. Немало несчастных случаев со смертельным исходом. Вот и сейчас позвонил мне Псурцев, министр связи СССР, доложил, что в Свердловской области на работах по Минсвязи погибло 5 студентов, 8 человек тяжело ранено.

18 августа. Вот уже четвертый месяц в портах Англии простаивают 54 наших лесовоза. Докеры бастуют, наш профсоюз поддерживает эту забастовку, в результате суда стоят в бездействии, мы терпим колоссальный материальный ущерб, недобор валюты. По моему совету министр Морского флота Гуженко написал по этому вопросу записку в ЦК КПСС, тем более что в Англию идет еще караван наших лесовозов. На записку министра никакой реакции. Разве это порядок?

19 августа. Вот и прошло ровно три месяца с того черного дня, 19 мая, когда я волей Брежнева был отстранен от активной политической жизни. Тяжесть, обида, крайняя неудовлетворенность высокой чисто «чиновничьей» должностью. На работе иногда притупляются обида и боль, но временами бывает невмоготу. Выждать год, а там видно будет. Ясно одно, что в таких условиях работать просто невозможно.

Переговорил с Д. С. Полянским по ряду вопросов, что-то у нас в руководстве не совсем ладное делается. Брежнев все больше распоясывается и старается все и всех под себя «подмять». Подгорный стоит как-то в стороне от рассмотрения народно-хозяйственного плана на 1973 год. Вечером был на даче в Колчуге, гулял с внуками и сыновьями. Они ничего не понимают, что со мной случилось, да я и сам ничего не могу понять: откуда на меня свалилась такая напасть? Ребята и внуки задают вопрос: «Когда мы поедем в Киев?» А что я могу на это ответить? Ведь из Киева я уехал как ссыльный. Иринка тоскует, переживает. Она верная подруга, хороший товарищ. Мне ее очень жалко, но она молодец, крепко поддерживает меня в это трудное время.

По существу, началась сложная, трудная страница моей биографии. Надо иметь большую выдержку, терпение, больше проявлять разборчивости в людях. Бывают сладкие слова, но они хуже самой подколодной змеи — нельзя им доверять, это очень опасно, я в этом убедился на своем горьком опыте. Дальше нельзя так существовать, хочется еще по-настоящему пожить.

22 августа. Подписал информацию в ЦК КПСС по вопросу перевозки и перевалок импортного хлеба. На перевозке хлеба занято около шестидесяти единиц наших кораблей. В пути находится около полутора миллиона тонн хлеба. Разрешен заход нашим кораблям в большие озера США. Теперь, надо полагать, отгрузка хлеба увеличится.

У Брежнева состоялось совещание. Разговор велся обо всем и ни о чем конкретном и определенном. Он сам мне позвонил и «пригласил» на совещание, говорил, что якобы он мне несколько раз звонил из Крыма. Это ведь неправда: в моей приемной всегда находился дежурный, и он бы мне передал. На совещании он два или три раза упоминал мое имя и отчество в положительном плане. После совещания сам сказал, что мне разрешен отпуск и поездка на отдых в Чехословакию, в Карловы Вары, а затем в Румынию, на Черноморское побережье. Сам он уезжает в Казахстан и Сибирь, чувствует, что хлеб там есть, вот и едет сделать очередной вояж, чтобы затем сказать о своей особой роли в заготовках хлеба.

27 августа. Из Киева возвратилась Иринка с отвратительным настроением, мне ее очень жалко, бедняга, она очень переживает все случившееся со мной. «Доброжелатели» еще подогревают, трактуют и судят обо всем по своему умозаключению. Мной все очень тяжело переживается. Если бы не Иринка, дети и внуки, если бы не все это, я бы все свои мучения закончил в один миг с большим «эффектом». Пусть бы судили, как хотели, мне ведь все равно было бы. Но надо терпеть, больше выдержки. Все, что случилось, нам обоим с Иринкой стоит очень дорого, много нервов и здоровья.

Переговорил с Подгорным, на душе и сердце стало немного легче. Брежнев все больше и больше начинает игнорировать и расправляться с товарищами, которые принимали самое активное участие в осуществлении и проведении октябрьского Пленума ЦК КПСС (1964), который привел волей слепой судьбы к власти Брежнева. Как я ошибся в нем! Но еще большая трагедия в том, что не я один ошибся, и вообще теперь мы часто думаем, зачем мы все это делали с октябрьским пленумом, зачем мы освобождали Н. С. Хрущева? Ведь сейчас делается гораздо все хуже, а «культ» Брежнева с каждым днем все больше и больше раздувается. Чувствую, что наделает Брежнев много разных гнусностей, глупостей и огромных ошибок, которые дорого нам обойдутся.

4 сентября. Из аэропорта Шереметьево в 10.00 вылетел специальным самолетом в Прагу, а оттуда — машиной в Карловы Вары. Отдыхал и лечился там с 2 по 24 сентября. Много посмотрел, побывал на предприятиях. В Карловых Варах встречался с В. Биляком. Он специально приезжал ко мне на виллу «Яворинка», где я остановился. Разговор с Биляком был откровенный и интересный. Чувствуется, что он не удовлетворен своим положением и хотел бы возвратиться в Словакию. Но Гусак его не отпускает, руководствуясь соображениями: Биляк, во-первых, очень нужен Гусаку, иначе он окончательно запутается; во-вторых. Гусак боится пускать Биляка в Словакию на самостоятельную «деятельность». Биляк мне откровенно сказал, что Гусак, конечно, случайно всплыл на такую большую политическую арену, к тому же он очень много говорит и много пьет. К великому сожалению, это относится не только к Густаву Гусаку, а и к Леониду Брежневу.

24 сентября — 4 октября. Самолетом из Чехословакии прилетел в Румынию. Был в Бухаресте, а затем на побережье Черного моря. Румыны принимали подчеркнуто вежливо. Посмотрел морской порт Констанцу, в который вообще мало кого допускают, его большую реконструкцию. Курорты Румынии строят дорого, целыми комплексами, с очень оригинальным архитектурным решением. Был в горах в Брашове, где особенно теплые и хорошие встречи. Осмотрел прекрасный Бухарест. Отличный город. Нашим городам до него далеко. Смотрел и знакомился с новыми жилыми массивами в Бухаресте. Здесь же посмотрел высотную гостиницу, которую румынам построили американцы. Подобного строения мне еще не приходилось видеть — все сделано отлично. Меня принял Чаушеску. Беседа с ним была продолжительной и интересной. Из Бухареста позвонил в Москву, переговорил с Подгорным, Полянским, Мазуровым, говорят, что все идет своим чередом, все в порядке, отпуск можно продолжать.