— Я почти женат и с детьми, а у тебя больше сожителей и женихов, чем у большинства мормонов старой школы.

— Я не полигамистка[22], Эдуард.

— Да ладно?

— У нас полиандрия, а не полигамия.

— Полиандрия — это многомужество, знаю, но я видел трех женщин, с которыми ты путешествуешь, и полагаю, что они внесли «гамию» в твою «андрию».

Я рассмеялась, и узел у меня в груди немного ослаб.

— Спасибо тебе за это. До скорого.

Натэниэл сказал:

— А еще ты обещала Жан-Клоду, что прежде, чем отправишься по делам, покормишь ardeur.

— Давайте поедим, оденемся и посмотрим, сколько это займет времени, — предложила я и посмотрела на Дамиана. — Его тоже придется одеть до того, как уложить в спортивную сумку.

— Одевать мертвое тело труднее, чем кажется, — заметил Домино.

— Не так уж и сложно, — возразил Никки.

Я посмотрела на одного, потом на другого. Натэниэл сказал:

— Вы ведь не об одевании спящих вампиров, верно?

Они посмотрели друг на друга, затем на нас, и ответили в унисон:

— Нет.

— Тогда вы и одевайте Дамиана, пока мы с Натэниэлом оденемся сами.

— Я сообщу остальным, что мы выходим раньше, чем планировали, — поднялся с места Итан.

— Расскажи им, что Рорк исчез, и как он это проделал, — попросила я.

— Конечно, — кивнул Итан.

Он ушел и оставил нас, чтобы мы могли одеться и подготовиться ко дню борьбы с преступностью. Я действительно была рада, что одевать вампира будут Никки с Домино. В данный момент я не хотела к нему прикасаться. При мысли об этом по моей коже бежали мурашки. Вот она, крутая и могучая истребительница вампиров.

— Тебе правда нужно покормить ardeur до того, как мы покинем номер, — напомнил мне Никки. Они с Домино перевернули Дамиана на спину. Именно так укладывают труп, прежде чем упаковать его.

Я покачала головой:

— Обещаю, что накормлю его позже, а сейчас давайте узнаем, сможем ли мы поймать преступников. — Они перестали спорить. Одним из плюсов того прикола, что все они могли чувствовать, что у меня с настроением, была способность уловить тот момент, когда я сыта по горло. Смотреть, как они одевают труп, лежащий в моей кровати, было уже чересчур. Фортуна тоже будет упаковывать Эхо в спортивную сумку. Мы будто избавлялись от тел, если не считать того, что тела мы оставляли.

61

Кое-кто, кто знал о смене часовых поясов побольше моего, разместил нас в кабинете с окном. Очевидно, большое количество солнечного света даже на второй день после приземления в другом часовом поясе помогало смягчить сбитые биоритмы. Естественный свет на улице был бы лучше, но мы довольствовались тем, чем могли, пока работали с фотографиями с мест преступлений. Натэниэл, Дев, Фортуна, Прайд, Донни и Гриффин отправились осматривать достопримечательности под лучами солнца. Натэниэл поцеловал меня на прощание, а я обернулась в него, как в любимый халат — источник комфорта, которым оказался мой любимый мужчина. Когда мы разомкнули объятия, подошел Дев:

— Моя очередь.

Я нахмурилась, потому что это было самонадеянно с его стороны, и мы были в коридоре, где на нас пялились копы. Я старалась не слишком тискаться на работе, потому что это чертовски портит твою репутацию. Но не сверкающая улыбка Дева заставила меня смилостивиться, а неуверенность в его глазах, которая дала мне понять, что он сомневался в своей желанности. Красивый и самоуверенный Мефистофель не получил бы от меня обнимашек перед другими офицерами, а вот менее уверенный в себе Дев мне импонировал. Одной рукой он обнял меня, а другой — Натэниэла. В какой-то момент мы обнимались втроем, и это было приятно, но внезапно я заскучала по Мике. Это было как волна ностальгии по ощущению его в наших общих объятиях. Я попыталась обнять их обоих, но, когда я пристроилась, мое место на груди у Натэниэла не компенсировало отсутствие соприкосновений с изгибом шеи Мики с другой стороны. Дев был таким высоким, что мое лицо прижалось к его груди еще ниже, чем у Натэниэла, и я слышала, как сильно колотится его сердце. Иногда, когда на Жан-Клоде была обувь с достаточно высоким каблуком, я могла положить голову ему на грудь, но сердце вампиров бьется не всегда, так что этот быстрый, монотонный ритм напротив моего уха был непривычен. Это и успокаивало, и нервировало одновременно, потому что я к такому не привыкла.

Натэниэл отступил, чтобы Дев мог обнять только меня. Это заставило меня прижаться к его груди, в которой так сильно и уверенно билось сердце. Он коснулся пальцами моих волос, и я подняла голову, прослеживая взглядом всю эту высокую и широкую верхнюю часть его тела, чтобы встретиться с ним глазами. Он наблюдал за тем, как я изучаю его, и я поняла, что все это чересчур затянулось. Мне следовало поцеловать его и отпустить, чтобы он вместе с Натэниэлом мог отправиться осматривать достопримечательности. Но все затянулось, и звуки вокруг нас постепенно умолкали, потому что копы и персонал постепенно отрывались от своих дел, чтобы поглазеть на нас. Я не оглядывалась, чтобы удостовериться в своей правоте или осознать, что слишком много о себе возомнила, потому что я знала: если люди действительно пялятся на тебя, ты не хочешь встречаться с ними глазами, а если не пялятся, то ты почувствуешь себя глупо, посмотрев в их сторону.

— О чем ты думаешь? — мягко спросил Дев.

— Что я никак не могу решить, какого цвета у тебя глаза.

Он улыбнулся и сказал:

— Мои водительские права утверждают, что голубые.

— Как и права Натэниэла, но ведь на самом деле они не голубые, — парировала я, улыбаясь в ответ.

— Мне нравится, что ты так много думаешь о моих глазах.

Я не стала объяснять ему, что частично это происходит потому, что не только его глаза меня озадачивали. Покрепче обняв его за талию, я прижалась плотнее. Настолько сильно, что почувствовала, как он счастлив быть здесь, а значит, мне нужно поцеловать его и отпустить, пока он не дошел до той стадии, когда ходьба причиняет неудобства.

Я немного отстранилась, и у нас появилось пространство, чтобы я могла встать на цыпочки, а он — наклониться. Он обнял мое лицо ладонью, а другой рукой придерживал меня за спину, в то время как я поднялась навстречу его губам. Поцелуй вышел мягким, однако губами мы двигали больше, чем это принято при нежном поцелуе, а кончики наших языков будто бы