А он решил, что пора.

Много лет он собирался в эту поездку. Собирался и отклады вал. Чаще, конечно, находились объективные причины, но…

Сестра Ева ничего плохого ему не сделала. Когда стряпали его дело весемьдесят второго года, она была в отъезде, училась в институте в дальнем городе. Ни одного допроса, ни одного показания против младшего брата.

Потом, когда арестовали и осудили за хищения госсобственности отца и брата Джозефа, она выкупила у государства их доли в отчем доме, конфискованные по приговору суда, – и тем сохранила жилище в руках семьи. Чтобы потом передать его Джорджу бесплатно. Он уже начал свою месть – и Ева испугалась. Особенно после того, как брат не приехал на подписание договора дарения, прислал вместо себя юриста по доверенности. Уже тогда он не испытывал к сестре никакой ненависти и не собирался ей мстить, но она восприняла иначе. Она ушла в монастырь и стала монахиней матушкой Евстолией.

Потом с ней отлично поладила Стефани. Приглашала к себе на свадьбу, но игуменья Евстолия не приехала – у них там всё сложно. Надо получить благословение отца митрополита, а по монастырю много дел... Потом именно к матушке Евстолии Стеф ездила крестить дочку – вместе с мужем и всей его верующей семьёй. Со Шпеерами матушка игуменья тоже удивительно быстро и хорошо поладила.

А вот с братом…

Они не ругались. Джордж не считал её предательницей. В его окружении довольно быстро это поняли, так что возглавляемый матушкой Евстолией монастырь стал ещё и одной из богатейших обителей края. Спонсоры, желающие поучаствовать в восстановлении и украшении храмов Божиих, управляемых сестрой Кого Надо, находились легко и быстро. За считанные дни получались разрешения на открытие при обители странноприимного дома, больницы для бедных, сиротского приюта, хосписа для безнадёжных больных…

А с братом... Они жили как посторонние люди – и всё тут. У неё своя жизнь и заботы, у Джорджа – своя.

Мы едем в Кириллов монастырь! – сообщил он накануне своим охранникам и поверг их в недоумение. Впрочем, возражать никто не посмел. Во сколько прикажете выезжать, хозяин?

Выехали ночью. Пока было темно, он отоспался в машине и теперь смотрел, как светает. С самого утра – серые тучи на небе. Моросит мелкий дождь. Посветлело, но солнце так и не выглянуло.

Две иномарки с тонированными стёклами и столичными номерами остановились у ворот обители. Охранник открыл двери, вышли двое – Джордж и сопровождающий.

В роли сопровождающего, он же личный секретарь, по-прежне му выступал Равиль. Алёша Жмеровский предлагал ему и дальше быть личным секретарём главы государства, но... Наверное, это часть менталитета восточных людей. Равиль предпочёл остаться при Хозяине, тем более что Джордж Джорджиевич не собирался отказываться от личного секретаря. А ещё он был официальным миллиардером, так что в зарплате Равиль только выиграл.

Здравствуйте, матушка! Проводите-ка нас к матушке игуменье! – Джордж приветливо улыбнулся и слегка поклонился монахине-привратнице. И только потом заглянул ей в лицо. А она – ему.

Когда-то давно именно эта женщина была сотрудницей сиротской инспекции, заставившей маленькую Стеф биться в истерике и кричать. Потом Джордж кивнул кому надо – и инспекторшу посадили на восемь лет. Потом Стефани вытребовала у него для неё амнистию. И временно поселила женщину в монастыре у тётушки, не зная, куда её деть после стремительного освобождения из колонии. И вот теперь…

Это была она. Постаревшая, в рясе, но вполне узнаваемая – она.

Сначала она опустила взгляд. Потом подняла.

Здравствуйте, Джордж Джорджиевич! Спасибо, что посетили нашу обитель. Проходите. Сейчас вас проводят к матушке. Только придётся немного подождать – идёт служба, матушка игуменья на молитве.

Да, конечно, я подожду... Как вас сейчас зовут, Элина? Как мне вас называть?

Элина Грай, да. Одно из имён, которые он запомнил навсегда.

Здесь я монахиня Елена.

Она умолкла, но потом тихо произнесла:

Джордж Джорджиевич, спасибо вам огромное. Благослови вас Господь!

За что? – удивился гость.

Благодаря вам и вашей дочери я наконец-то пришла ко Христу.

Ответить Джордж не успел – к гостям подошла другая монахиня, которая должна была проводить их к матушке игуменье. Да и что тут отвечать? Для верующих самый главный жизненный выбор – это действительно встать однажды на дорожку, ведущую ко Христу. Спасибо за это? На здоровье.

Даже в пасмурный день Кириллов монастырь был прекрасен. Одна из тех образцовых обителей, которые так любят показывать по околоцерковному ТВ. Большой сад со множеством цветов и деревьев, посыпанные мелким камнем дорожки, величественные древние здания с идеально выбеленными стенами. Немногочисленные паломники – всё-таки обитель находилась вдали от боль ших дорог, глухая провинция. Удар колокола откуда-то сверху – часы на звоннице отбили половину часа.

Как только матушка вернётся с молитвы – сразу же вас позовёт! Может, желаете чем-нибудь перекусить?

Нет, спасибо!

Гость присел на мягкий стул в приёмной игуменьи и осмотрелся.

Комната в старинном здании – специально оставлена на виду белёная кирпичная кладка. Веяния прогресса – только самые необходимые: батареи отопления, электропроводка. Пахнет ладаном. Много икон на стенах, перед некоторыми горят свечи и неугасимые лампады. Обязательный комплимент властям предержащим: над столом секретарши (или как она тут называется? Келейницы?) – большие портреты Его Святейшества патриарха и местного митрополита. В красивой рамке – фото: Его Святейшество награждает матушку Евстолию каким-то церковным орденом. Рядом – ещё несколько фотографий. Знакомые всё лица. Мать игуменья на крестинах дочери своей любимой племянницы Стефани, мать игуменья в компании семьи Шпееров... Фото с открытия монастырского приюта для сирот: мать игуменья и протоиерей Димитрий Смирный, приехал поделиться опытом создания семейного детского дома. По другую руку от матушки игуменьи – опять племянница Стефани, дипломированный социальный педагог.

Вот ты и приехал... Здравствуй, мой дорогой!

Джордж несколько опешил от такого приёма. Матушка игуменья, она же сестра Ева, встретила его искренней, радостной улыбкой и объятиями.

Здравствуй, Ева! Или как мне тебя называть?

Для тебя я всегда Ева.

К старости она стала очень похожа на мать. Только… светлее, что ли. Гертруда встречала свою старость в полном разочаровании от прожитой жизни. Идеалы рухнули, муж – высокопоставленный вор, дети... Она довольно рано перестала любить своего младшего; младший вырос – и ответил ей нелюбовью. Мрачная, тяжёлая старость. А Ева... Она, похоже, тоже пришла ко Господу и нашла в нём своё счастье и утешение. Её бы переодеть в блестящее платье и красный платок – идеально