Людвиг рассказал Кионе, как в день их побега за ними увязался пес. Они пытались отправить его обратно в городок, но тот затаился в кустарнике и следовал за ними на расстоянии. Шарлотта добавила:

— Когда мы прибыли к бабушке Одине, появился и он, с высунутым языком, довольный собой. Нам повезло: на выходе из Роберваля нам повстречался Пьер Тибо и подвез нас в своем грузовике до Перибонки, не задавая вопросов. Людвиг не говорил ни слова, лишь качал головой. Я сказала Пьеру, что он немой.

Вокруг весело пылающего костра велись оживленные беседы. Аромат горящего жира и жженой травы витал над поляной. Ужин затянулся, похожий на сборище монтанье в былые времена. Все сидели кружком возле костра. Мадлен пообещала сварить еще кофе: Одина очень его любила.

Воодушевленная, Эрмина поднялась, не заметив, что Тошан вернулся на террасу.

— Как и обещала, я сейчас буду петь, потому что этот день вновь подарил мне надежду. Он также привел ко мне Шарлотту — мою сестру по духу и ее спутника, который кажется мне добрым и искренним человеком.

— Да, спой, Канти! — воскликнул Шоган. — Тала будет здесь, среди ночных звезд, ее порадует твое пение!

Мукки принялся аплодировать, а сияющая Акали повторяла:

— Спой, Канти, спой, моя Канти!

Лоранс болтала с одной из своих кузин, но они быстро умолкли. Что касается дерзкой Мари-Нутты, она наконец-то почувствовала себя на своем месте, среди народа монтанье.

— Я выучила эту арию в Париже, — пояснила Эрмина. — Она из оперы Верди «Набукко». Это хор рабов.

Когда ты поешь, я пою вместе с тобой, Свобода!

Когда ты плачешь, я тоже оплакиваю твое горе!

Когда ты дрожишь, я молюсь за тебя, Свобода!

В радости и слезах я люблю тебя.

Вспомни о своих худших днях,

Моя страна: твоими кораблями были галеры.

Когда ты поешь, я пою вместе с тобой, Свобода,

А когда тебя нет, я не теряю надежды.

Кто ты? Религия или реальность,

Идея революционера?

Я думаю, ты единственная истина,

Достоинство нашего человечества.

Я понимаю, когда умирают за тебя,

Когда проводят всю жизнь в ожидании тебя.

Когда ты поешь, я пою вместе с тобой, Свобода!

В радости и слезах я люблю тебя.

В песнях надежды звучат твое имя и твой голос.

Пусть история приведет нас к тебе,

Свобода! Свобода!

Голос Соловья из Валь-Жальбера поднимался ввысь, чистый и мягкий, мощный и нежный. Эрмина пела стоя, и блики пламени играли на ее длинных светлых волосах. Сложив руки у груди, подняв лицо к небу, она была само воплощение печали, надежды и веры в лучший мир. Слово «свобода», звеневшее в ночи, наполнялось божественной силой на высоких хрустальных нотах. Людвиг признался Шарлотте, что никогда не слышал такого красивого пения, и она крепче прижалась к нему.

Индейцы слушали Эрмину с благоговением, приоткрыв рты или сжав сигареты зубами. Молодая женщина спела еще несколько своих любимых арий: «Мадам Баттерфляй», «Лакме», затем исполнила некоторые популярные французские песни, включая «Аккордиониста» Эдит Пиаф, вызвавшую слезы у бабушки Одины.

Нет, никто не обратил внимания на Тошана, кроме девятилетней девочки с пылающими кудрями, которая беззвучно приблизилась к нему, словно волчонок. Она встала перед ним в отблесках пламени, так что он не различал ее лица.

— Ты все еще мертвый? — спросила она его.

Метис не смог сдержать грустного смеха. Он легонько подтолкнул ее, побуждая вернуться к остальным.

— Радость там! Не трать на меня свое время, Киона. Эрмина поет так хорошо! Ты должна ее послушать.

— Тошан, она думает, что на этот раз ты выздоровел, потому что ты поднялся с этого шезлонга, потому что ты смеялся и разговаривал с Шоганом. И ты положил руку ей на плечо. Если ты не выздоровел, завтра она будет еще несчастнее.

— Я знаю, но ничего не могу поделать, я не умею притворяться. Сегодня особый случай. Я хотел помочь ей при общении с Людвигом, и я не мог обидеть Одину, оставшись сидеть.

Киона немного передвинулась, и Тошан увидел ее профиль, совершенная линия которого, невероятно изящная, его поразила. Он никогда не замечал красоты своей сводной сестры, тем более ее схожести с Эрминой. Но то, что было перламутровым, молочным и нежно-розовым у его супруги, у девочки отличалось теплым золотисто-янтарным оттенком.

— Тошан, в этом нет твоей вины, — сказала она, не глядя на него. — Мне так тяжело постоянно лгать дорогим мне людям, обманывать их!

— Ты что, придумываешь свои видения, предчувствия? — спросил он, заинтригованный.

— Нет, наоборот, — ответила она суровым тоном. — Я скрываю столько вещей, которые не дают мне покоя, сводят меня с ума! Иногда я вижу фантомы. Симон приходил в классную комнату Лоры. Я поняла, что он умер, но не во Франции и не в сражении. Он умер в другом месте, и в этом месте происходят такие ужасные вещи, что у меня кровь стынет в жилах.

Если бы Лора видела сейчас Киону, она бы шепнула на ухо Жослину, что его дочь выглядит на десять лет старше. Тошан подумал о том же. Еще он подумал, что перед ним стоит не совсем ребенок — скорее некое загадочное существо.

— Симону я тоже видела, вместе с ее маленьким мальчиком. Их окружает божественный свет, и она не хочет, чтобы ты был несчастен. Думаю, они меньше страдали, умерев сразу. Если бы их увезли в то ужасное место, о котором я хочу забыть, у них не было бы этого света. Тошан, ты мой брат, кровь Талы связала нас навсегда. Я так тебя люблю… Но я не могу спасать тебя все время, это изнурительно.

Гладя его по щеке, она беззвучно плакала.

— О, Киона! Я столько лет тебя игнорировал. Я не понимал, кто ты и как сильно ты меня любишь!

Метис не смог больше ничего сказать. Его голос дрогнул, и из груди вырвались сдавленные рыдания, сдерживаемые столько месяцев. Задыхаясь от этой печали, которой он наконец дал выход, Тошан обнял свою сестру и крепко прижал к себе. Она доверчиво положила голову ему на плечо, а он рыдал, не в силах остановиться, преисполненный благодарности, но также сожаления.

— Думаешь, жизнь может начаться заново? — успокоившись, тихо спросил он.

— Да, Тошан. Одни люди умирают, но на смену им в этот мир приходят дети. У Шарлотты родится девочка послезавтра, а твой сын появится на свет будущей весной. И война тоже закончится, только не прямо сейчас. Еще произойдут ужасные вещи. Надеюсь, что я их не увижу! Бабушка Одина сделала мне амулеты. Она пообещала, что я стану нормальной, если не буду снимать их с шеи. Мамины амулеты сожгли злые люди.

— Ты правда знаешь все это заранее?

— Конечно, и говорю тебе об этом, чтобы ты порадовался.

— Я радуюсь, и теперь я здесь, с тобой! Больше никто не причинит тебе зла, и, если понадобится, я отправлюсь на поиски последнего шамана в наших краях, чтобы он помог тебе жить спокойно.