— Горы… Ты знаешь их знак. Поищем его сначала тут.

Такая маленькая подсказка! Сколько придется потратить времени? А если они и отыщут другой такой знак, что толку, если остальные им ничего не скажут?

— Пророчица, — медленно произнес Джеган, — ты вновь надела меч суровой справедливости. Может, он поспособствует нам в поисках?

Кадия с удивлением поставила светильник и вынула меч, старательно избегнув прикосновения к прищуренным глазам талисмана. Глаза, дабы видеть. А верхний таил Силу Древних. Подчиняясь безотчетному порыву, девушка наклонила рукоять к пергаменту, пролежавшему тут столько времени.

— С-с-с-с-а-а-а, — Джеган зашипел, как змея саль.

Кадия крепко сжимала меч. Он не сопротивлялся ей, но верхний глаз широко открылся и отбросил кружок света на длинную полоску.

Часть волнистых линий начала менять цвет, хотя краски были неяркими. Темно-зеленые оттенки, точно плавающие листья ликана, красные пятнышки — как капли крови, расплывающиеся в воде. Голубизна, а рядом мазок синевы, переходящий в лилово-бурый цвет трясинного ила.

Сплетение, ей вовсе не понятное. И не похожее ни на какие известные ей письмена.

Джеган вытаращил глаза.

— Записи Говорящих!

— Ты их можешь прочесть? — Кадия все еще надеялась. Если это письмена оддлингов, так Джеган, конечно, разберется в них!

Он нагибался, упираясь ладонями в стол по сторонам пергамента и напряженно в него вглядываясь.

— Место Салей, — медленно произнес он. — Остерегайтесь… опасность… горы,

— Место Салей… — повторила Кадия. — Где оно?

Он посмотрел на нее с выражением почти благоговейного ужаса.

— Было такое селение, но прошли великие дожди, и река завладела им. Жители — кто уцелел после бешенства воды — построили новое селение в другом месте. Его, Пророчица, ты знаешь. Это селение моего клана!

Кадия хорошо помнила, как посетила этот поселок, где дома были построены на платформах, опирающихся на сваи у берега озера. Оно было далеко отсюда, у Золотой Топи, вниз по реке за Тернистым Адом. Она обвела глазами свитки, ящики, книги. Быть может, глаз способен сделать явным и другое? Она держала светильник в одной руке, а меч в другой, пока Джеган развертывал свитки и раскрывал те книги, застежки которых поддавались его усилиям. Кадия обошла стол, наклоняя рукоять над записями. Но ничто не менялось. И никаких знакомых знаков она не различала, как и Джеган.

Движение в дверях заставило их обернуться. Вошел Госел в сопровождении Тостлет. Оба тщательно кутались в свои рваные одеяния, опасаясь ненароком что-нибудь задеть и опрокинуть.

Благороднейшая! — Кадия сразу же сосредоточилась на этой мысли. — Куав снова видел сон. Грядет Тьма. Призови свою Силу, чтобы преградить ей доступ сюда.

Кадия встала перед хасситти.

— Госел, я не владею истинной Силой. Вот это, — она повернула меч так, чтобы он увидел три ока в рукояти, — с моей помощью сослужило моему народу хорошую службу. Но мне неведом источник его Силы, я не знаю, могу ли вызвать ее по своему желанию. Проверить это в битве было бы неразумно. Вот все, что он сделал для нас сегодня, — повинуясь ее жесту, Джеган взял пергамент с изменившимися письменами. — Мой боевой товарищ говорит, что это письмена его племени, но он им не обучен. Что ты, Госел, способен прочитать в этом месте?

Хасситти ответил ей недоуменным взглядом.

Благороднейшая, нам не было предназначено вести записи. Мы, — его когтистая рука обвела комнату, — снесли сюда на хранение все, что нашли, но нам. неизвестно, что запечатлено в этом.

Ваш сновидец, — сказала Кадия, теряя вспыхнувшую было надежду, — что ему открылось?

Тьма и Тьма, Благороднейшая. — Госел нерешительно протянул руку к мечу, но даже когтем к нему не прикоснулся. Веко верхнего глаза было открыто, казалось, он всматривается в хасситти.

Госел тоже уставился на глаз, а затем, к удивлению Кадии, поднял когтистые руки и прикоснулся к собственному лицу между глазами.

Благороднейшая! — донеслась до нее его мысль. — Это Сила, нам неведомая. Знаем только, что она способствует недостижимым деяниям и подвигам. — Он чуть повернул голову и посмотрел на пергамент в руках Джегана. — Если Сила показала тебе это, Благороднейшая, то ты должна знать, в чем тут смысл.

Кадия от раздражения чуть было не зашипела, как Джеган. Сколько она ни ищет, ответа нет, а только все новые вопросы.

Ну, хорошо, они получили весть, оставленную здесь, и узнали, о чем она, благодаря мечу — единственному предмету из известных ей, который, несомненно, обладает тем, что ее соплеменники называют «магией». Весть упоминала селение, которое уничтожила буря в давние времена и которое возникло вновь как родное селение Джегана. Если ничего яснее тут отыскать невозможно, зачем понапрасну терять время, роясь в этих непонятных записях существ высшего разума, и слушать предупреждения тех, кто видит зловещие сны?

Свою находку она отнесет в селение Джегана. Уж конечно, у них должны быть более понятные записи, которые могут оказаться полезными. Горы, темные забытые селенья — если и возможно разобраться во всем, то лишь действуя. Таков был обычай Кадии. Свою находку им следует доставить туда, где из нее сумеют извлечь полезные сведения.

Едва Кадия решила отправиться в путь, как ей пришлось убеждать хасситти, что это необходимо. Маленький народец был накрепко связан с городом и даже представить себе не мог, что кто-то захочет добровольно его покинуть. Она выслушивала предостережения и мольбы, которые совсем истощили запас ее терпения. Ей уже начинало казаться, что хасситти попробуют удержать их насильно, прибегнув, например, к какой-нибудь ловушке вроде лабиринта из световых лучей.

Однако Кадия не напрасно научилась терпению на горьком опыте: снова и снова она повторяла, что ей необходимо уйти. К ее изумлению, она неожиданно обрела поддержку сновидцев, когда Госел и другие старейшины пригласили ее на совет.

Главой этих сонных мудрецов был Куав, хасситти, чьи глаза не походили на блестящие бусины, но были подернуты мутной пленкой, будто видел он не ими. Его соплеменники обходились с ним очень почтительно. Когда он вошел в комнату собрания, сопровождавший его служитель нес чашу, но не металлическую, какие тут видела Кадия, а вырезанную из потемневшего от времени дерева.

Когда Куав уселся в кресло, которое поспешно освободил Госел, чашу поставили на стол перед ним. Он нагнулся над ней, вглядываясь в наполнявшую ее темную жидкость. Следующее его движение было столь неожиданным, что Кадия была захвачена врасплох — когтистая лапа хасситти молниеносно высунулась из-под края его плотной шали и схватила ее за запястье руки, лежавшей на столе.