— Как? — спросила она. — Как мне нужно прикасаться к вам?

Мэтью охватило безумство, но не лихорадка была тому причиной — Джейн. Ее аромат, невероятно возбуждающее ощущение ее мягкой, словно лепесток, кожи заставляли тело лорда гореть, а его кровь — вскипать. Казалось, он вот–вот будет истреблен пламенем этой страсти.

Присутствие медсестры будоражило Уоллингфорда, он был поражен спокойствием, с которым она протирала его тело. Обычно граф не выносил, когда кто–то оказывался сверху и прикасался к нему, и все же теперь Мэтью страстно желал, чтобы Джейн нависала над ним, чтобы ее груди упирались в его торс, чтобы стук ее сердца отдавался в его ушах. Мэтью истосковался по страсти, по прикосновениям, ласкам.

Будь Уоллингфорд в здравом уме, он опроверг бы эту странную мысль, презрительно фыркнув или отпустив грубое замечание. Но его состояние было далеко от здравого. Страстное желание, намного мощнее всего, что он раньше испытывал, управляло графом теперь. По силе, неистовству, неустанности вожделения оно напоминало чувство, наполнявшее его в моменты самой первой своей близости. Но было в этом желании и много похотливого, животного. Эти ощущения казались не новыми — Мэтью привык заниматься сексом грубо, цинично, похищая чужие души. И все же сейчас острые ощущения, угроза того, что его поймают и накажут, заставляла возбуждаться еще сильнее — словно он на самом деле предавался любви, а не просто прикасался к женщине.

В этот момент, с Джейн, Мэтью был необычно мягок и нежен, хотя он привычно завладевал ее душой. То, что так долго дремало в душе самого лорда, начинало пробуждаться. Конечно, он чувствовал вождение, но оно было наполнено не только животной страстью — чем–то большим. Тем, чему он не мог подобрать названия, чего никогда прежде не ощущал.

— Вы весь горите, милорд!

— Мэтью, — поправил он. Здесь, с Джейн, он не желал быть Уоллингфордом, графом и претендентом на герцогство. Ему хотелось предстать обычным человеком, художником и любовником. Мэтью мечтал обладать Джейн, но не как чьей–то испорченной душой, которая не может наслаждаться чувствами другого человека, — как целостной, чистой личностью.

Джейн была неиспорченной и доброй. Мэтью тонко улавливал в медсестре эти качества, и дьявол, сидевший в нем, мечтал забрать хоть маленькую частичку ее добродетели. Уоллингфорд не знал, что это такое — быть чистым, добрым. Он был холодным и черствым, привыкшим нарочно причинять другим боль. Теперь рядом с лордом был ангел, готовый поддаться соблазнам этого демона, искусно прячущегося под маской джентльмена.

— Нам нужно остановиться, — произнесла Джейн, задыхаясь, хриплым от волнения голосом, но это только распалило Мэтью. Достоинство пациента, укрытое простыней, поднималось так же стремительно, как температура его тела. — Я ведь должна избавить вас от этого жара!

— Да, вы должны, — согласился граф, но его мысли продолжали блуждать в греховном, порочном направлении. Уоллингфорд продолжал воображать, как пухлые губы Джейн ласкают его член, хотя не мог позволить своим желаниям воплотиться в реальности. Мэтью по–прежнему мечтал о том, чтобы она касалась его, ласкала каждый дюйм его тела.

Когда пациент почувствовал, что прохладная ткань опять вернулась к его груди, он схватил медсестру за запястье и повел ее руку ниже. Ткань, которую крепко сжимала Джейн, переместилась прямо к мужскому достоинству Уоллингфорда. Дыхание медсестры снова сбилось, и он услышал шуршание накрахмаленного муслина — судя по всему, она подвинулась на кровати, согнувшись в талии, чтобы лучше видеть его набухший член. Обнаженные груди Джейн все еще бесстыдно торчали поверх платья, и Мэтью знал, что ее образ, пусть и воображаемый, навсегда отпечатается в его памяти. Он мог бы нарисовать медсестру в то же мгновение, как окажется дома.

— Дотроньтесь до меня, Джейн, — сдавленным голосом произнес Мэтью, заставив медсестру выпустить ткань из рук и прикоснуться к его члену. Когда ее ладонь оказалась на толстом стволе, Мэтью застонал, запрокинув голову и стиснув зубы. Приложив небольшое усилие, он подвинул руку Джейн еще ниже. Мэтью представил, как его пальцы сейчас сжимают ее ладонь, и эта картинка заставила графа возбудиться еще сильнее. Грудь Уоллингфорда часто, прерывисто вздымалась, его дыхание смешивалось с дыханием Джейн.

Медсестра наблюдала за порочным действом, Мэтью чувствовал, как ее горящие глаза смотрят на точку, в которой пересекаются их ладони, обернутые вокруг его стержня. Уоллингфорда не смущало то, что ее взор так беззастенчиво гуляет по его телу, — осознание этого лишь возбуждало, будоражило его еще сильнее. Мэтью не чувствовал себя грязным, как было в те моменты, когда тайная любовница наблюдала за его занятиями мастурбацией. Помнится, коварная партнерша графа испытывала особый, извращенный восторг, отдавая тому приказы удовлетворять себя. Ей вообще нравилось выкрикивать команды. Даже теперь Мэтью, казалось, слышал их: сильнее, быстрее, теперь медленнее, остановись…

Но Джейн не произносила ни слова, лишь их сбившееся дыхание нарушало тишину в комнате. Это производило на лорда успокаивающий эффект. Обычно Уоллингфорд был напряжен, его огромное тело трепетало от вожделения, но этой ночью он расслабился и отдался удовольствию, откинувшись на тонкий, набитый пером матрас. Мэтью позволил себе наслаждаться ощущением их переплетенных рук и новой картинкой, возникшей в его воображении, — как Джейн смотрит на него, как берет в ладонь его крепкое орудие и ласкает, доводя до вершины блаженства.

Казалось, Уоллингфорд лежит так целую вечность — отдаваясь экстазу, слушая исступленное дыхание Джейн. Графа, в который раз обдало восхитительным ароматом тела желанной партнерши, и он использовал свободную руку, чтобы ласкать ее сосок в том же ритме, в котором она поглаживала его плоть.

— Мэтью!

Имя пациента, произнесенное ангельским голосом медсестры, окончательно лишило его сил, и он дошел до крайней степени возбуждения, горячо взрываясь под двумя соединенными ладонями. Мэтью услышал, как Джейн вскрикнула от изумления, но она не сорвалась с места, а осталась на месте, наблюдая, как его ствол пульсирует, источая горячие струи семени.

О боже, он уже лет пятнадцать не извергался в чью–либо ладонь! Судорога оргазма сотрясла тело Мэтью, он в одно мгновение ослабел и отвернулся от Джейн, чтобы она не смогла заметить смесь испуга и удивления на его лице. Лорд был обескуражен и даже встревожен чувствами, внезапно охватившими его.

Медсестра отнеслась к ощущениям пациента с пониманием и милосердно промолчала, поднявшись с кровати. Мэтью услышал мягкий всплеск воды о хрупкие края миски. Потом последовал скрип выжимаемой ткани, затем — шелест пальцев Джейн, застегивающей платье.

Она стыдилась произошедшего? Или была напугана тем, что странный пациент оказался таким порочным чудовищем? Уоллингфорд горел от лихорадки и все же по–прежнему пребывал во власти собственных инстинктов и греховных желаний.

— Вода остыла, теперь она слишком холодная. А для того, чтобы справиться с жаром, нужна чуть теплая. — Хорошо, идите, — произнес Мэтью охрипшим голосом. Он хотел умолять, чтобы медсестра поскорее вернулась к нему, но вовремя прикусил язык, решив ни о чем больше не просить. Однако, как только лорд услышал, как за его спасительницей захлопнулась дверь, он из последних сил выкрикнул ее имя и добавил уже слабым голосом: — Джейн, возвращайтесь…