Если уж в студии затаился убийца, пусть это лучше будет чужак, чем свой!

— Точно, — кивнула собеседница. — Ни одной женщине молодая соперница не будет до фонаря, так что ее безразличие очевидно нарочитое. Кстати, ты обратила внимание, что она стала краситься по-молодежному? Но это только подчеркивает ее возраст. Потом, она женщина умная, а убийство совершено очень умным человеком.

— Почему умным? По-моему, наоборот. Если это убийство, то какое-то ненадежное. Одно дело — вдарить хорошенько по голове, и результат сразу виден, а совсем другое — всякие там люки да блоки.

— Зато достигается максимальный эффект при минимальном риске. Открытый люк, например. Даже если бы кто-нибудь и заметил, что люк открывают, ничего бы не заподозрил.

— Как раз ее бы заподозрил! Ведь она — не член студии, так зачем ей трогать люк?

— Могла сослаться на обычное любопытство. Я, например, и то однажды в этот люк заглянула, потому что интересно. Вот и она так же, а потом случайно забыла закрыть. Не придерешься!

— Пожалуй, — согласилась Вика. — Но попортить блок — тут уже на любопытство не сошлешься.

— Блок висел в подсобке. Зашел, прикрыл дверь и порти, сколько влезет, никто не увидит. А зайти в подсобку — не криминал. Мало ли, что понадобилось! А если Галина Николаевна зашла, так опять же из простого любопытства. Нет, все продумано безукоризненно.

— А по мне, — сообразила Вика, — так это сделал скорее мужчина. Я вот не уверена, что сумела бы правильно установить этот блок, он бы у меня наверняка сверзился не вовремя. Абсолютно не представляю, как он устроен. А ты?

Марина пожала плечами:

— Тоже не представляю, но при необходимости наверняка бы разобралась. Хотя да, сама идея скорее для мужчины. Тогда Денис? Как-то маловероятно. Конечно, его вся эта ситуация жутко раздражала, но причин для убийства я не вижу. Дашенька явно оказывала ему предпочтение, а Преображенского придерживала на всякий случай.

— В каком смысле придерживала? Она его отваживала изо всех сил!

— Не будь такой наивной! Если женщина не поощряет в той или иной форме ухаживаний мужчины, он быстро от нее отвяжется.

— Да? — подняла брови Вика. — И в какой форме ты поощряешь ухаживания Сосновцева?

— Один-ноль, — засмеялась Марина. — Но, откровенно говоря, я все же была очень с ним аккуратна, поскольку боялась спровоцировать конфликт и сорвать премьеру. А вот после вчерашнего вечера от его симпатии вряд ли что осталось. Дай бог, если не возненавидел меня лютой ненавистью — при его-то самолюбии! Кстати, самолюбие у него настолько болезненное, что способно толкнуть на многое. Даже на убийство.

— Тогда уж он убил бы скорее тебя.

— Меня? А разве Я выставила его на посмешище перед залом, где сидело множество влиятельных лиц? Я только открыла ему глаза, вот и все. Правда, он не совсем вписывается в схему — его не было на генеральной. Не было или был?

— Не было. Значит, о люке он не знал.

— Во-первых, тем и хороша идея этого убийства, что непосредственное присутствие исполнителя вовсе не требуется. Открыл себе люк да ушел. А во-вторых, про люк Сосновцеву мог кто-нибудь рассказать. Ладно, поехали дальше. Мужчин осталось двое — твой Талызин да Кирилл.

— И оба рядом с убийством не лежали! — прокомментировала Виктория Павловна. — Тут даже твоей фантазии не хватит.

— Моей? — хмыкнула Марина. — Моей хватит на всех. Талызина мы, кажется, уже обсуждали. Моя фантазия предполагает, что Преображенский позвал его на банкет не зря, что они были знакомы. А вот про их горячий спор — это уже не фантазия, это чистая правда. Слышала я, клянусь! Но слов не разобрала. Я ж не знала, что это будет важно! Впрочем, я не настаиваю. Пусть не Талызин, пусть Кирилл.

— И что предполагает твоя фантазия насчет Кирилла? Он тоже тихоня со страшными тайнами за душой или просто одержим манией убийства?

— Вика… а ты не замечала, что Кирилл и Таша… что между ними что-то есть?

Вика аж развела руками.

— Ну, ты даешь! Еще физикой занимаешься, а сама! Это в твоей пьесе у их героев роман. В пьесе, понимаешь, а не в жизни! Чувствуешь разницу?

Чем Марина не страдала, так это обидчивостью. Она улыбнулась:

— Вот ты не поверишь, а кое-какую разницу между виртуальным и реальным мирами я все-таки чувствую. Но вообще, я спрашивала вполне серьезно! Кстати, это довольно естественно. Если молодые люди, причем не профессиональные актеры, играют любовь, они невольно действительно увлекаются.

— Кирилл — не очень-то молодой человек.

— По-твоему, тридцать пять — глубокая старость?

— Нет, я не о том. Просто у него семья, дети. Да, и жена парализованная!

— Вот именно.

— Что — вот именно? — уточнила Вика.

— Подозреваю, именно от парализованной жены и двух девочек он и сбегает в студию. Поправь меня, если я не права, но как актер он не блещет.

— Да, ни рыба ни мясо — на сцене такой же флегматик, как в жизни. Сомневаюсь, что он способен влюбиться!

Марина заметила:

— Таша очень обаятельна. Нет, я ничего не утверждаю. По-моему, она увлечена гораздо сильнее, чем он. Или он лучше скрывает свои чувства?

— Она? Ничего такого не замечала.

— Естественно! Ведь это пошло спектаклю на пользу. Вот если бы было во вред, ты бы заметила и тут же пресекла, а здесь тебя все устраивало.

— Ну, не знаю, — вздохнула Виктория Павловна. — Ты меня расстраиваешь. Кирилл — очень порядочный человек. Другой давно бросил бы больную жену, а он нет. И говорит, что никогда не бросит. Если ты права, Наташа здорово влипла.

— Ну, она еще очень юная. В двадцать лет все мы были влюблены, и любая неудача казалась смертельной, а потом вспоминаем с упоением, радуясь, что это все-таки было. Наташа из тех, кто способен оценить верность долгу. Возможно, красивый, но неблагополучный роман для нее предпочтительней спокойно-благополучного.

— Придумала! Это кому же неудача покажется предпочтительней удачи? Но я не очень-то в этом роман верю. Вот если б ты их застала… ну, в такой момент… но ведь нет?

— Нет, — кивнула Марина. — Хотя пару раз было, что они… ну, так отскакивали друг от друга, что складывалось впечатление… И потом, ты видела, как она обнимает его на сцене? А как на него смотрит! Хотя ведь Наташа — тоже не гений преображения, правда?

— А черт его знает! — удивленно воскликнула Вика. — Вот теперь, когда ты сказала, мне и самой стало казаться. Вроде даже припоминаю кое-что задним числом. Но, если и так, что с того? Почему бы нет?

— Просто подумала, что Кирилл вполне мог отомстить за Наташу.

Виктория Павловна хмыкнула.

— Ты считаешь, Кирилл убил бы человека из-за смерти котенка? Наташа — еще ладно, но он… Ты всерьез пытаешься меня в этом убедить?