Когда вошел Масейо, чтобы сменить его на посту, пока из посетителей, что набегут из церкви, не начала собираться очередь, сидевший за кассовым аппаратом Тео уже весь пребывал в мечтаньях – на воображаемой площадке выполнял дриблинг и всякие финты с воображаемым мячом. Как будто университет Орландо[16]уже зачислил его в команду, по совместительству разрешив рекламировать овсянку «Уитиз» компании Дженерал Миллз[17]. Неплохой способ отделаться от стыда. Во всяком случае быстрый. А кому и жизни не хватает.

Да, я о девице говорила, о Джуниор. Что-то в ней напомнило мне одну местную женщину. По имени Каллистия. Ну то есть во времена ее молодости, конечно, хотя сомневаюсь, чтобы Джуниор или кто бы то ни было из современных прошмандовок могла с ней сравниться. С ней мистер Коузи тоже был знаком, но если б вы его спросили, он не признался бы. Мне бы признался. Мне мистер Коузи не лгал никогда. Но дело не в этом. Его первую жену я знала лучше него. Я знала, как он обожал ее, и знала, как изменилось ее мнение о нем, когда она уяснила, откуда его деньги. Сказки для соседей - это одно, а в действительности его отец, которым он так хвастал, заработал стартовый капитал, будучи стукачом, агентом-информатором властей. Из тех, на кого может рассчитывать полиция, когда надо узнать, где прячется нужный им цветной парнишка, кто продает выпивку, кто на какую собственность положил глаз, что говорили на церковном собрании, кто гнал волну перед выборами или собирал деньги на школу - всякие такие вещи, немаловажные по меркам южных штатов. Ему хорошо платили, предупреждали, если надо, об опасности и пятьдесят пять лет всячески продвигали, а он, Дэниел Роберт Коузи, всех держал в поле зрения своих мертвенных злых глаз. Говорили, что только ради ощущения власти, потому что радости он от этого не получал, а деньги, которые платили за то, что он у белых на побегушках, не принесли покоя ни ему, ни его семье. Белые называли его Дэнни-бой. Но неграм его инициалы, ДРК послужили поводом называть его тем именем, под которым он и был всем известен: Дарк[18]. Деньги он обожал – как бумажные, так и мелочь, трясся над каждым пенни, не покупал сыну справных ботинок, а жене и дочерям пристойных платьев, пока не умер, оставив 114 000 презренных долларов наследства. Сын решил получить от своей доли удовольствие. Не то чтобы выкинуть совсем, но потратить на вещи, которые Дарк не одобрял: на приятное времяпрепровождение, на хорошую одежду, еду, музыку и танцы до восхода солнца в отеле, специально для всего этого построенном. Отца боялись; сын стал лучом света. Отцу платили полицейские; сын сам платил полицейским. За что отец наказывал, то сын поощрял. Что, отец скряга? А у сына легко призанять. Но щедрость не растопила лед в Джулии. Ее родителями были фермеры, которых акр за акром отбирали землю как белые землевладельцы, так и злокозненные негры. Ее всю сковало, когда она поняла, какой кровью пропитаны деньги мужа. Но долго мучиться стыдом ей не пришлось. Родив, она двенадцать лет ждала, отдохнет ли природа на ее сыне или произведет все же что-нибудь этакое. Не знаю, то ли она удовлетворила свой интерес, то ли утратила, но последним ее шепотом было: «Ох, неужто папочка?»

Опускаясь в воду с шампунем, Гида зависла, привычно уцепившись за края ванны большими пальцами. Встав на колени, развернулась, села и посмотрела, доходит ли сиреневая пена до плеч.

Так продолжаться больше не может, думала она. Когда-нибудь я утону – поскользнусь и упаду, а чтобы выбраться, рукам не хватит силы.

Ну есть, правда, какая-то надежда, что вещи, которые Джуниор якобы готова делать для хозяйки: «Хотите, чтоб я причесала вас? – запросто! Чтоб помыла в ванне? – так помою же!…» – она и впрямь будет делать, что это не пустые посулы ретивой соискательницы места. Попробую-ка я, решила Гида, ее как парикмахершу, а уж потом попрошу помочь с мытьем в ванне. С июля она все не могла собраться с силами, чтобы взять флакон краски да убрать наконец эту серебристую полоску у корней волос, затопить ее «темным каштаном». Интересно, часто думала она, как же так вышло: я никогда не брала в руки краба, не чистила ни лангустов, ни мидий, а руки в результате изуродованы хуже, чем у рабочих, которые этим занимались всю жизнь. Кремы, алоэ, «проктеры и гэмблы» помогали слабо, и требовались регулярные ванны, чтобы помешать мучительному превращению той, что никогда не мучила морских животных, самой в подобие такового. Стало быть, решено: первые два задания Джуниор будут покрасить ей волосы и помочь с ванной – в том случае, конечно, если удастся достаточно надолго отвлечь ее внимание от Роумена. Что сказала мальчишке Джуниор, слышать было не обязательно. Наблюдая за физиономией паренька из окна спальни, Гида подумала, что девчонка если и старалась понизить голос, то зря, могла бы и криком кричать. Его ухмылка, его глаза все выдавали. Скоро эта парочка сплетется воедино прямо здесь, у хозяйки под носом. Под одеялом в гараже? Нет. Джуниор храбрая девочка. Она тайком проведет его в свою спальню или в какую-нибудь другую комнату. Кристине это может не понравиться. А может, ей на это и плевать. Если в ней возгорится ненависть или ревность, она любого разорвет в куски. И если то, что говорят о ее прошлой помоечной жизни, правда, сделает это еще и с удовольствием. Никто не знает, куда эта сероглазая кошка прыгнет. В свою девятую жизнь[19], дай-то господи. Подумав, Гида решила, что оно и к лучшему, пусть эта подростковая любовь подержит девчонку на привязи, когда та начнет понимать, что красть не получится. Довольно уже и фокусов Кристины, которая деньги, выделяемые на хозяйство, воровски спускает на адвоката. А Роумен – ну пообжимается в уголке с этой Джун да и, глядишь, не такой зажатый станет. Это поможет ему выйти из-под каблука Вайды. Такой прямо пай-мальчик «Да, мэм. Нет, мэм. Нет, спасибо, мне засветло надо домой». Что Вайда с Сандлером ему о ней наговорили? Или дело в Кристине? Впрочем, что бы они ни наболтали, кошмара нет, был бы кошмар, не разрешили бы ему здесь работать. Просто не становись там очень уж своим, – должно быть, сказала Вайда. Однако если у Роумена будут причины сюда стремиться, он может стать еще полезнее, чем сейчас. Как точно он выполнил все указания, когда она надиктовала ему объявление в «Харбор джорнал»! Блатное остроумие Джуниор научит его любить свободу; он отойдет наконец от Вайды и перестанет относиться ко всем взрослым, способным платить налоги, как к врагам, а к пожилым женщинам вдобавок и как к дурам.

Гида к такому отношению притерпелась. Даже привыкла им пользоваться. В данном случае воспользоваться надлежит не только тем, что отозвавшейся на объявление особе нужны деньги, это само собой – деньги и только деньги, – а еще и тем, что в ней удачно сочетаются алчность и легкомыслие. Порисовались вчера вечером друг перед дружкой, повыделывались, и пока «мисс Вивьенн с двумя н» пускала слюнки, готовясь прибрать к рукам все ценное в доме, Гида пускала слюнки, готовясь прибрать к рукам ее самое; пока девчонка примеривалась, как захватить контроль над ситуацией, Гида внушала ей, что у нее все и так уже схвачено. Всю жизнь Гиду недооценивали, и это особенно отточило ее интуицию. Понимал ее только Папа, потому и выбрал из всего множества претенденток Он знал, что у нее нет ни образования, ни способностей, ни приличного воспитания, но все равно выбрал ее, тогда как вокруг все думали, что об нее можно вытирать ноги. И вот теперь она здесь, а где они? Мэй в земле лежит, Кристина без гроша в кармане возится на кухне, Л. обретается в бухте Дальней. Где им и место. Она со всеми с ними дралась и побеждала и до сих пор побеждает. Ее счет в банке жирней, чем когда-либо. Одна Вайда вполне пристойно устроила свою жизнь, но и это только благодаря Сандлеру который никогда не высмеивал и не оскорблял жену Билла Коузи. Относился уважительно даже тогда, когда его собственная жена смотрела на нее сверху вниз. Он-то и пришел к ней просить, чтобы взяла на работу внука. Вежливый. Остался пить кофе глясе. Вайда бы ни за что не стала. Не только потому, что не любит Гиду но она еще и Кристину боится – и правильно делает. Мелькнувший на похоронах Коузи нож был вполне серьезным оружием, а в жуткой жизни, которая была у Кристины, говорят, случались драки, аресты, чьи-то сожженные машины и проституция. Что может прийти в голову человеку, который приспособился жить на помойке, нельзя и вообразить.