Обсуждение было коротким и закончилось лаконичной фразой, усиленной привычным жестом руки Сталина: «Я – за!»

Против уже никого не могло быть.

В решении Политбюро о перелете экипажа Громова так и было записано: «Одновременно с полетом экипажа т. т. Чкалова, Байдукова и Белякова».

Михаил Михайлович такому обороту дела рад был бесконечно и еще из стен Кремля сообщил эту счастливую весть второму пилоту Андрею Борисовичу Юмашеву и штурману Сергею Алексеевичу Данилину: «Летим!»

То была великолепная тройка – образованные, интеллигентные люди, профессионалы высочайшего класса.

«Бывалые пилоты не щадят корифеев, – писал в своих записках Марк Иванович Шевелев, начальник полярной авиации. – Рассказывают разное – то похваливают, а то припомнят такое, что аж неловко становится. А о Громове, при общем одобрении, слышу: „Тончайший знаток летного дела! Он как гроссмейстер – ситуацию просчитывает за двадцать ходов вперед“».

Да, таким он и был. Это общее мнение – абсолютный авторитет в авиации.

Громов ясно представлял трудности нового пути и хорошо знал, кого приглашать в свой экипаж. Юмашев был ему под стать – отлично летал по приборам, славился выдающимся летчиком-испытателем, человеком с твердой волей и решительным характером. Яркая, колоритная личность – умница, красавец, художник, многократный высотный рекордсмен.

У него, как и у Громова, был свой самолет и свой экипаж, с которым он тоже готов был пуститься в погоню за рекордом, но, когда в возникшей ситуации возможность пройти в Америку через полюс давалась только Громову – командиры кораблей решили объединить свои усилия.

С Юмашевым в экипаж Громова пришел и Данилин – известный штурман-испытатель, искусный аэронавигатор, дипломированный инженер. «Непревзойденный штурман того времени», – сказал о нем Громов.

– Летим вместе с Чкаловым! – оповещал командир своих спутников.

С огнем играл Михаил Михайлович, опасно играл!

Вероятно, Сталин представлял себе эту идиллию парного перелета вполне благовидно: вот летит самолет Чкалова, а за ним, в получасе, следует машина Громова. Сначала в Сан-Франциско садится Чкалов, а за ним, через полчаса, появляется Громов и летит дальше, к Сан-Диего.

Но Громов был спортсменом до последней клеточки и знал заранее – Чкалова обойдет еще задолго до Северного полюса. И пройдет дальше, и сядет раньше. Он уже все рассчитал, и сомнения его не мучили. Но мог разразиться нешуточный скандал. Если отобрав у Леваневского честь и право первопроходца, Сталин отдал их Чкалову, то так тому и быть. У него и надпись на фюзеляже, подобающая событию: «Сталинский маршрут», и весь экипаж – члены партии, а у Громова на борту никаких заклинаний, и вся команда беспартийная. Не дай бог перепутать места – в тот знаменитый год такие штуки даром с рук не сходили.

Нет, Громов вовсе не собрался устраивать гонку на скорости, хотя в запасе у него был и этот козырь. Он знал другое – экипаж Чкалова в поисках свободных проходов будет метаться вокруг циклонов и фронтальных разделов, выйдет из графика и неизбежно потеряет на этом и уйму времени, и немало горючего. Он сам отстанет и пропустит вперед Громова.

Раньше других понял опасность соседства двух летных знаменитостей Алкснис. Он прекрасно знал Громова, его мертвую спортивную хватку, высокий летный интеллект и безукоризненную технику пилотирования. «Обштопать» товарища на спортивной трассе – такую возможность он ни за что не упустит, и в азарте состязания никакие «высшие соображения» его не остановят.

Почувствовал это неожиданное неудобство и чкаловский экипаж. Его отношение к громовскому натянулось сразу же. Несмотря на то что обе экипажных тройки собирались взлетать друг за другом с одного аэродрома, идти по одному и тому же маршруту, с одной и той же задачей – вместе они в те дни ни разу не встретились, чтоб хотя бы обсудить сложности предстоящего пути, обговорить режим радиообмена, взаимной информации и меры безопасности полета.

А впрочем – зачем? У них были разные задачи: у Чкалова – избавиться от Громова еще до старта, у Громова – обойти Чкалова еще до полюса и первым приземлиться в районе Сан-Диего.

На этот раз полет обоих экипажей был под контролем ФАИ – Международной авиационной федерации, членом которой Советский Союз стал совсем недавно – с 1935 года. Теперь мировые рекорды, если их удастся захватить в перелетах Чкалова и Громова, будут закреплены за нашей страной официально.

Полномочный представитель ФАИ нашей страны – Центральный аэроклуб СССР – для фиксации рекорда дальности полета по ломаной линии назначил и утвердил спортивных комиссаров. Так, на дрейфующей станции «Северный полюс» полномочия спортивного комиссара получил Евгений Константинович Федоров, а на о. Рудольфа – штурман экипажа Ильи Павловича Мазурука, дежурившего там со своим АНТ-6 для подстраховки безопасности дрейфа папанинцев, Валентин Иванович Аккуратов. Обязанности спортивных комиссаров были возложены и на начальников зимовок на о. Колгуев, и в двух пунктах на западном берегу Новой Земли.

А что касается регистрации рекордов полета по прямой, то тут по законам ФАИ достаточно было на старте опломбировать топливные баки и бароспидографы, засвидетельствовать этот факт в протоколах, зафиксировать координаты взлета – и лети, дорогой товарищ, куда и как угодно: все равно результат полета будет равен расстоянию по кратчайшей прямой между точками взлета и посадки.

Подвергся этой процедуре – пломбировке бензобаков и бароспидографов – и самолет Чкалова.

Но дальше стали происходить удивительные приключения. Однажды, незадолго до дня взлета, экипаж Громова, войдя утром в ангар, остолбенел: самолет стоял… без мотора. Ни вопросов, ни предупреждения – все произошло молча, ночью. Кто и почему его снял – никто вразумительно объяснить не смог. Молчали даже те, на чьих глазах произошла эта процедура. Только и было кем-то сказано, что, мол, на самолете Чкалова мотор вроде бы оказался ненадежным и пришлось его спешно менять на снятый с громовского.

Странное и нелепое объяснение. Перестановка мотора с самолета на самолет вещь, в общем-то, допустимая. Но одно дело в строевых эскадрильях и другое – на одномоторном рекордном самолете перед межконтинентальным перелетом через Северный полюс. Уж раз такое случилось – нужно, конечно же, ставить только новый мотор, с завода.

А случись отказ на самолете Громова – мог ли оказаться «донором» самолет Чкалова? Праздный вопрос!

Никто не собирался менять мотор на самолете Чкалова – в том не было никакой необходимости: движок работал чисто и не вызывал каких-либо подозрений.

Михаил Михайлович был в недоумении – кому нужна была эта коварная интрига? Казалось, проще всего – подойти к самолету Чкалова и узнать хотя бы часть правды – меняют ли там мотор? Но Громов не мог решиться на такой визит без риска разочароваться в нем – так в те дни сложились взаимные отношения.

Много позже, когда заходил об этом разговор, пожимал плечами и Байдуков: «Какая замена мотора? О чем вы говорите?»