Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на обрушившиеся на нее неприятности, Элиза не могла не улыбнуться этому видению в белом.
— Надеюсь, вы не против, что я приехала на день раньше. Мне следовало бы известить вас об этом, но решение пришло как-то неожиданно. — «Как и некоторые другие мои действия». — Гарри привез с собой кучу идиотов и… ну, в общем…
— О чем ты говоришь! — откликнулась старая гувернантка. — Я всегда рада тебя видеть!
— Спасибо. — Элиза быстро отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. С преувеличенным вниманием она наклонилась над клумбой с цветами. — Какие у вас прелестные анютины глазки.
Наступила пауза.
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет! А п-почему вы спрашиваете?
— Потому что ты восхитилась лиловыми рудбекиями.
— Ах да. Правильно. — Элиза быстро переместилась вправо. — Я, кажется, немного устала.
— Не сомневаюсь. Сам Иов потерял бы терпение, общаясь с друзьями Гарри. — Добрая улыбка мисс Августины Хэверстик не очень сочеталась с резкостью ее слов, но своим проницательным взглядом эта маленькая женщина ввела бы в краску даже хищного ястреба.
Вот и сейчас Элиза чувствовала себя полевой мышкой, которую поймали далеко от ее норки, где она могла бы спрятаться.
— Почему бы нам не войти в дом и не выпить по чашечке чаю?
— Я не хочу вам мешать, я сама отнесу свои вещи и устроюсь, как обычно.
— Конечно. Но дело в том, что мне тоже нужна поддержка. Я только что вынула из духовки клубничные пирожные и ореховые коврижки.
В животе у Элизы заурчало. Она сбежала из дома не позавтракав.
— Я обожаю ваши коврижки.
— Мне ли это не знать, моя дорогая, — был ответ.
Это заявление прозвучало чем-то вроде благословения. Старая женщина была для нее ближе, чем любые другие кровные родственники. Если бы Гасси (так она звала Августину) сочла ее поведение за гранью приличия, ей пришлось бы просто заползти в какую-нибудь кроличью нору.
Подготовка к чаепитию — кипящий на огне чайник, звяканье не очень новой стаффордширской чайной посуды — помогла Элизе расслабиться. Уже многие годы этот уютный домик на окраине города был безопасной гаванью от всех сомнений и страхов, окружавших ее жизнь с тех пор, как она окончила школу. Гасси была мудрой наставницей, терпеливой наперсницей, верным другом.
Но даже самый близкий друг отшатнулся бы от той страшной тайны, которую она сейчас в себе носила.
Доставая из буфета поднос и салфетки, Элиза была уверена, что все еще чувствует на себе следы от прикосновений Хаддена. И удалить их, как-то смыть нельзя было ничем. Это было словно выжженное раскаленным железом тавро, которое останется с тобой навсегда.
— Перестань все пережевывать, — прошептала она себе под нос. А потом подумала, не начать ли ей писать роман, описывающий полный опасностей путь в преисподнюю и иллюстрированный увядшими цветами. Герань символизирует глупость…
— Ты что-то сказала, дорогая?
— Нет, ничего, — промямлила Элиза и начала раскладывать на столе приборы.
Августина занялась разливанием чая. Это был ритуал, который всегда успокаивал.
— Похоже, тебе надо как следует поесть, чтобы подкрепить силы.
Элиза была уверена, что ей кусок не полезет в горло, но все же, чтобы скрыть смятение, отломила кусочек коврижки. Но та оказалась настолько восхитительной… К тому же пряный вкус орехов и специй напомнил ей о Хаддене…
«Прекрати мечтать, словно глупая школьница. Ты и без того достаточно нагрешила, чтобы все время ощущать рядом присутствие Хаддена!»
— Что ты будешь делать без этих восхитительных сладостей? — пробормотала она. Она протянула руку за вторым куском, но он так и остался у нее в пальцах.
— Должно было случиться что-то ужасное, раз тебе не нравится моя коврижка, — заметила Августина.
Элиза сглотнула и попыталась улыбнуться:
— Это заметно?
Августина лишь подняла брови.
Элиза вздохнула:
— Верно. Но я не знаю, как начать.
— Начни сначала, — сказала Августа голосом учительницы.
А где было начало? В борделе? На дереве?
— Ну же, не все так плохо. — Она прикрыла руку Элизы своей — бледная кожа походила на старый пергамент. — Если ты убила Гарри, местный сквайр, возможно, закатит в твою честь грандиозный праздник.
Элиза не могла удержаться от грустной улыбки.
— Единственное, что я погубила, так это свою репутацию. — Ее губы задрожали. — Я совершила невероятную глупость.
— А-а, — сказала Гасси и положила в чай еще одну ложечку сахару. — Полагаю, что эту невероятную глупость ты совершила не одна.
Элиза покачала головой:
— Чтобы совершить глупость, о которой я говорю, определенно требуются два человека.
Полосатый котенок забрался на стол и стал обнюхивать молочник со сливками. Тактичная Гасси не обратила на это внимания. Она улыбнулась и сказала:
— Моя дорогая Элиза. Многие годы тебе пришлось жить на строгой диете, состоявшей из хлеба и воды. Если в данный момент жизни тебя тянет на сладкое — скажем, на что-нибудь, что просто сочится от крема, это совершенно естественно.
Элиза смотрела на старую деву с открытым ртом.
— Мы, женщины, скроены не из картона, как многим мужчинам хотелось бы заставить нас думать. Так что забудь, что тебе когда-то говорили. Не думай, что иметь чувственные желания — это неприлично.
— Вы так считаете?
Августина ударила ложкой по столу.
— Совершенно определенно.
Котенок возмущенно мяукнул и спрыгнул на пол.
Элиза потянулась за еще одним куском коврижки и съела его почти мгновенно.
— Как приятно это слышать! Особенно от вас.
— Я рада, что все еще могу преподать тебе кое-какие уроки. — Постукивая ложкой по столу, Гасси продолжала: — Я вовсе не хочу вмешиваться, но если ты хочешь рассказать об этой невероятной глупости, я буду рада тебя выслушать.
— Это похоже на те смешные и страшные романы — знаете, те, где описываются темные подвалы, наручники и плетки. — Элиза понимала, что болтает какой-то вздор, но решила, что это уже не имеет значения. История требовала разъяснения. — Только все произошло не в подземелье, а в спальне, предназначенной для важных гостей Эбби.
— Плетки?
— Нет… никаких плеток. Просто наручники.
— Он надел на тебя наручники?
— Нет, я сама их надела. Случайно. Это было… ошибкой.
— Ты, случаем, не пробовала грибы, которые ты собираешь для своих картинок? Такое впечатление, что у тебя галлюцинации.