ты поставлен да что делать должен?

Веник говорит:

— Сто лет у тебя убираю и твоё добро караулю, а слова ласкового не слышал. Девочка, как пришла, сразу погладила меня да под лавку положила.

Напустилась Ема на дверь, стала бранить да колотить её:

— Почему ты, бестолковица, выпустила девочку? Али захотела, чтоб я тебе хребет сломала?

— Век свой тебе прислуживаю, сама открываюсь и закрываюсь, а ты и глинку не положила под мою пятку. Девочка маслом смазала, вот я и выпустила её.

— Может, ты, осина, задержала девочку с бёрдом? — вышла Ема из избушки и спросила у осины.

— Нет, я никого нынче не задерживала. Состарилась я на твоей службе, а светлого дня не видела, хозяйской ласки не знала. Девочка один раз была, а подарила мне новую ленту.

— У-ух, непутёвые! Задам я вам после этого жару-пару! — пригрозила Ёма своим прислужникам и хватила палкой по крыше. С крыши спустилась большая хворостина, Ема села на неё верхом и вихрем помчалась по-над болотом.

А Чача давно из болота выбралась и бежит лугами. Вдруг она почуяла за собой жаркое дыхание и догадалась, что это за ней погоня. Вытащила она из пестеря щеть и сказала:

— Пусть вырастет из этой щети частый-пречастый, высокий-превысокий лес!

Бросила позади щеть, и между нею и Емой вырос густой да высокий лес — ни зверю пройти, ни птице пролететь.

Приехала Ема на своей хворостине, сунулась туда-сюда — нельзя проехать. Сдала назад, взлетела ввысь, но лес был слишком высок.

Ещё больше рассердилась болотная хозяйка. Ударила своей палкой хворостину и ускакала домой. Дома схватила большой топор и обратно поехала к высокому лесу.

Рубит Ема налево и направо, валятся толстенные деревья, а щепки в болото летят. Рубила, рубила — просеку вырубила. Спрятала было топор в кустах, но сорока углядела и застрекотала на весь лес:

— Ема топор спрятала, а я видела. Я видела — всем расскажу, всем расскажу… Китш-китш-китш!

Обругала сороку Ема, достала топор из кустов, увезла его домой и опять пустилась в погоню. Летит хворостина во всю силу, а Ема её ещё палкой подгоняет. Ветер треплет её зелёные волосы, бросает, словно пёрышко, из стороны в сторону, а она всё летит и летит.

Видит девочка, что Ема её нагоняет, вытащила из пестеря брусок и кинула позади себя.

— Пусть из этого бруска вырастут большие-пребольшие горы, — сказала девочка, и выросли между нею и Емой высокие-превысокие горы: ни зверю пройти, ни птице перелететь.

Налетела Ема на каменный утёс, со всею силой ударила палкой о камень — гул прошёл по горам, но ни один камешек не откололся от утёса.

Направила Ема свою хворостину ввысь, чтобы перескочить горы, но хворостина и до половины гор не поднялась.

Улетела рассерженная Ема домой. От злости по-волчьи воет, шерсть на себе рвёт. Вернулась домой, взяла балду и полетела рушить горы той балдой. Ломает она скалы, ворочает огромные камни и бросает их подальше от этого места. Ломала, ломала — проход в горах сделала. Стала балду прятать, а сорока тут и застрекотала:

— Китш-китш-китш! Ема балду прячет, Ема балду прячет! Всем расскажу, всем расскажу!

Метнула Ема своей палкой в сороку и помчалась домой, чтобы балду в укромное место положить.

Далеко ушла Чача за это время, да не дошла до дому. И совсем близко её дом, уже с пригорка видать, но Ема на пятки наступает.

Вытащила девочка из пестеря глиняный пузырёк с водой и сказала:

— Пусть из этого пузырька будет глиняное месиво!

Бросила Чача глиняный пузырёк позади себя да угодила прямёхонько в Емин длинный нос. Отскочил пузырёк от Еминого носа, упал, и разлилось глиняное липкое месиво. Емины ноги по колено завязли в глиняной жиже, а девочка сделала ещё несколько шагов, тут и её ноги сковало глиной.

Бьётся болотная хозяйка, хочет освободиться, да ничего не выходит: вытащит левую ногу — правая завязнет; вытащит правую ногу — левая завязнет. А солнце сильней припекает, а глина всё тверже становится. Стала она руками глину разгребать — руки завязли. Стала носом ковырять, да и нос в глине увяз.

Увидела сорока, как Чача в глине застряла, полетела прямо к её дому, постучала в окошко и заверещала:

— Ваша внучка погибает! Ваша внучка погибает! Спасайте, спасайте, спасайте!

Выбежал на улицу дед с рогатиной, выбежала баба с кочергой:

— Где наша внучка? Где наша Чача?

Привела сорока Стариков туда, где глиняное месиво разлилось. Дед да баба свою внучку из глины откопали и домой повели. А вечером званый ужин устроили. И были на том ужине и добрая старушка, что живёт у самого гнилого болота, и сорока, которая помогла Чачу спасти. Гости пели и плясали.

А Ему дед с бабой в глине оставили. И поныне, наверное, там она.

И пусть, не будет маленьких обижать!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Оша-Миша и его стряпухи

⠀⠀ ⠀⠀

⠀В давние-давние времена жили-были муж и жена. И были у них три дочери, одна красивее другой. И все они такие рукодельницы были, каких уж теперь и сыскать трудно.

Мужик день-деньской лес рубил да пни корчевал под пашню, а жена с дочерьми домашние дела справляла.

Как-то собрался мужик в лес, а на обед ему нечего взять: хлебы ещё не испеклись.

Мужику некогда ждать, он и говорит:

— Испекутся хлебы — пришлёшь мне с дочкой.

— А где искать-то тебя? — спрашивает жена. — Кругом ведь одни леса.

— Еловые ветки после себя побросаю, — говорит мужик. — По ним она меня и найдёт…

Разговаривают муж с женой в избе, а под окошком Оша-Миша, медведь, стоит да подслушивает.

Пошёл мужик на своё сечище, еловые ветки побросал следом — дочери дорогу указал.

Оша-Миша все эти ветки собрал да по одной к своему дому побросал.

Хозяйка испекла хлебы и нарядила с обедом старшую дочь.

— Всё по еловым веточкам иди да иди, и к отцу придёшь. На обратном пути веничков наломай — с пустыми руками не возвращайся.

Вышла старшая сестра на околицу, видит: еловая веточка на земле валяется. Прошла вперёд — другая лежит. Так и пошла всё дальше и дальше, да на медвежий дом и нашла. А Оша-Миша давно её ждёт-ожидает. Ухмыляется хитро, что так хорошо получилось. Словно в сказке.

— Теперь будешь жить у меня, — говорит медведь. — Будешь моей нянькой и стряпухой.

Заставил Оша-Миша девочку стряпать, а сам стал качалку строить.

Стряпуха