сапожник приоткрыть большую форточку, как в нее деликатно постучались.

— Ну?

В дверцу заглянул явный интеллигент, молча поставивший на небольшой наружный прилавок побитые жизнью боты. Оглядев их и слегка надавив на отставшие от носков подметки, мастер без особого интереса осмотрел открывшийся перед ним фронт работ.

— Тридцать за оба, десятку вперед.

Явно обрадовавшись, клиент тут же согласно кивнул:

— А когда ботики можно будет забирать?

— Завтра вечером.

Все формальности с оформлением заказа свелись к передаче двух пятирублевых купюр и едва заметному кивку, после чего Ефим закрыл приемное окошко: кашлянув и запахнув безрукавку-душегрейку из овчины, он покосился на кастрюльку и едва заметно поморщился. Пакость игольчатая… К его сожалению, сразу вернуться за стол не получилось: клиенты как с цепи сорвались, выстроившись снаружи в небольшую очередь. Год назад в стране появились литые резиновые подошвы для сапогов и ботинок — и если Казанский завод резинотехнических изделий одинаково хорошо делал и автомобильные шины, и обувные «полукалоши протектированные», то вот партии такого же товара от Нефтекамского химкомбината нет-нет да и выходили с брачком. Воду обе подошвы держали одинаково хорошо, но вот холод презирали только «казанки» — натуральные гражданские шины. «Нефтекамки» же при морозце ниже десяти градусов шли трещинами и переламывались пополам, обеспечивая всех обувных мастеров Страны Советов дополнительной работой… Пока сапожник разбирался со всеми страждущими его услуг, кастрюлька с боксом-стерилизатором сменилась на небольшой медный котелок, покрытый изнутри серебром. Не пустым, конечно: прямо при нем Александра начала наполнять его какой-то подозрительной густой бурдой, которую до этого целый месяц настаивала в темноте и прохладе одного из платяных шкафов мастерской.

— Это что, пить?!?

— Нет.

Разом успокоившись (прям от сердца отлегло!) Ефим Акимович наконец-то вернулся к терпеливо дожидающейся его колбасе и хлебу, в два движения сооружив себе шикарный закусон… То есть, бутерброд. С хрустом вскрыв бутылку, щедро плеснул водки в граненую стограммовую стопку и без промедления опрокинул ее в рот.

— Х-ху!

Сдвинув в сторону бутылку, он было примерился зубами к вкусной колбасной мякоти, но внезапно замер и с сомнением уточнил:

— Мне есть-то можно?

Кивнув, беляночка с уже помытыми руками подсела к столу, налила в подставленные стаканы чая и без лишних слов зашуршала кульком. Пончики еще были теплые, а вот сахарная пудра уже успела впитаться в их золотисто-коричневую корочку — но хуже они от этого не стали… Пока она лакомилась угощением, вышедший на покой «медвежатник» неторопливо вкушал нежную колбасную мякоть, и время от времени поглядывал на белокурого ангелочка в мешковатой форменке-юнгштурмовке[1]ОСОАВИАХИМА. Вернее, на ее значки, поблескивающие чуть выше сердца: алый пионерский, тусклый бронзовый «БГТО», строгий серебряный «ГТО» первой степени, и цветной эмалированный «ГТО» второй. Чуть ниже висели «Юный снайпер» и «Юный ворошиловский стрелок» — подразумевающие, что милый нежнокожий ангелочек не просто умеет стрелять, но делает это быстро и исключительно метко. Не выдержав, полувопросительно заметил:

— Мне в голопузом детстве бабка-покойница про вас рассказывала байки — что мол, все ведьмы как один черны волосом и зелены глазами…

Расправляясь с последним сладким пончиком, его гостья выразительно изогнула соболиную бровку и с чего-то развеселилась:

— Про нас? Ты решил, что я ведьма?

Покосившись на поллитровку «Водки особой», мужчина осторожно уточнил:

— А что, нет?

— Тц… Ефим Акимович, вот вроде уже взрослый мальчик, а все еще в сказки веришь.

Промычав что-то глубокомысленное, он предпочел основательно хлебнуть чайку.

— На Руси были ведуньи-травницы, были потворницы и женщины-волхвы, но вот ведьм… Не прижилась у нас как-то эта иноземщина — их все больше в Европе топили и сжигали.

Кивнув, аристократ преступного мира ненадолго задумался, отстраненно наблюдая за тем, как Александра убавила огонь примуса и высыпала в котелок бутылек чего-то мелкого и сыпучего, начав плавно размешивать образовавшуюся вязкую смесь. В себя же пришел, когда девочка принесла к столику бокс-стерилизатор и три картонные упаковки, хранящие внутри себя хрупкое стекло тонкостенных ампул. Наблюдая за сборкой шприца, он с неподдельным интересом уточнил:

— Гм-кхм. А какая разница между ведуньей, и всеми этими… Остальными, про которых ты говорила?

— Ведунья, это как выпускница ФЗУ: знает, как приготовить набор простейших отваров и мазей из трав, грибов и кореньев, и базовые медицинские практики. Потворница уже считай пару техникумов закончила, медицинский и хозяйственный. Ну а волхва не только сразу в нескольких институтах отучилась и прикладной психологией владеет как дышит — но и в партшколе хорошо за партой посидела. Медицина, управление, география, экономика, религиозная доктрина, политика…

— О как?!? И тут, значит, учиться надо, чтобы в большие начальники выйти?

С тихим хрустом сломав носики трех разных ампул, беляночка сунула кончик никелированной иглы в первую и потянула на себя поршенек шприца.

— Учиться никогда не поздно, и никому не вредно… Ложись.

Вновь покосившись на водку, Ефим встал, и для начала подкинул в «булерьянку» пяток тонких полешков. Затем, на ходу расстегивая рубашку и ремешок штанов, направился к лежаку — пока не ведьма заканчивала набирать какой-то непонятный лекарственный «коктейль» из последней ампулы. Плеснув на клочок чистой белой тряпицы водки, юная «всадница» подсела к заранее покряхтывающему больному, прикрыла глаза — и в таком виде начала делать инъекции. С загривка начиная, и понемногу спускаясь вдоль позвоночника: одной «заправки» шприца для этого конечно не хватило — так что когда игла в последний раз мягко вошла в волосатую мужскую задницу возле копчика, ее владелец лишь гулко вздохнул, радуясь окончанию не самой приятной процедуры.

— Десять минут не двигаться.

Разобрав полезный инструмент и уложив его обратно в бокс, Александра в какой уже раз потратила воду умывальника ради чистоты своих рук. Убрала съестное на полку, расстелила газетку недельной давности, сходила к полкам, закрытым брезентовыми занавесочками, вернувшись с громоздким замком и кожаным сверточком — который, когда его развернули, оказался «ученическим» набором отмычек. Поглядев сначала на произведение слесарного искусства, а затем на чертову дюжину штырьков с фигурными головками, она вытянула сначала один, и с некоторым сомнением добавила к нему второй — и через минуту уже увлеченно орудовала ими в замочной скважине. Минут через пять, не выдержав, подал голос внимательно наблюдающий за ней со своего лежака наставник:

— Гребешком ты до ночи ковыряться будешь! Возьми двойной зубчик и «клюшку».

Послушно сменив инструментарий, советская пионерка продолжила осваивать нелегкую, но на диво увлекательную науку взлома механических запирающих устройств.

Щелк!

— Во, сразу дело пошло. У меня как-то один шведский «медведь» был, дореволюционный — я его