Какое-то время ели молча, привычно пользуясь салфетками, ковыряясь вилками в устрицах и поглощая каждую из них так, словно она была последней.

— Дюжины маловато, — сказала Сибил. — Но придется остановиться. Я заказала нам riz de veau (Рис с телятиной (фр.)). Мои шпионы донесли, что здесь великолепно готовят телятину.

— Что правда, то правда. Кстати, это мое любимое блюдо.

— Знаю.

Юнг впервые за все время обеда почувствовал крайне неуютно. Есть что-нибудь такое, о чем эта женщина не наводила справки?

— Я читала вашу книгу, доктор Юнг. «Психология шизофрении». Она и сейчас у меня с собой, однако я не стану смущать вас и вытаскивать ее. Мне принесли ее вчера утром — очевидно, полагая, что она меня заинтересует. И верно. Люди бывают поразительно добры, правда? Надо же — оставить маленький, но такой ценный для меня подарок и даже имени своего не сказать!

— Надеюсь, вы понимаете, леди Куотермэн, что моя книга не для дилетантов, — сказал Юнг. — Она написана одним психологом для других, а не для случайных читателей.

— Тем не менее, мне кажется, я неплохо с ней справляюсь.

С этими словами Сибил залезла с сумку и вытащила дневник в переплете из мягкой венецианской кожи — зеленый, с золотым тиснением и карандашиком на тонкой золотой цепочке.

Когда тарелку с пустыми ракушками убрали, леди Куотермэн поправила солнечные очки, пригубила вино и посмотрела в свой дневник. Юнг наблюдал за каждым ее движением, очарованный их простотой и грацией.

— Основываясь на исследованиях, проведенных в клинике, вы тут пишете о дезинтеграции личности, — сказала она. — Вы называете ее фрагментацией.

— Да.

— «Фрагменты, как кусочки стекла». У вас есть такая фраза.

— Да.

— Фрагменты… Фрагментарный… Фрагментация. Распад личности, как вы говорите. Вы думаете, именно это происходит с мистером Пилигримом?

— Вполне возможно.

— И насколько велика такая возможность?

— По-моему, достаточно велика.

— Что именно в поведении мистера Пилигрима дает нам основание так думать? Мне очень интересно.

— Отстраненность от реальности. Отказ от общения.

— Его молчание?

— Да.

Юнг решил не рассказывать леди Куотермэн о второй суицидальной попытке и о том, что Пилигрим заговорил. Иначе она спросит, что он сказал, а Юнгу пока не хотелось об этом распространяться. Со временем — да, но не сейчас. И, разумеется, он не сообщил Сибил о том, что Фуртвенглер запретил ему заниматься случаем Пилигрима. Кстати, он и Фуртвенглера не поставил в известность о том, что обедает с леди Куотермэн. В конце концов, инициативу проявила она. Прослышав, что Юнг практикует в клинике, и зная его лишь по наслышке, Сибил только сегодня утром решилась пригласить его на обед.

У столика возникли два официанта и под присмотром метрдотеля подали им рис с телятиной.

Когда открыли крышки на блюдах с овощами, Сибил спросила:

— Я заказывала шпинат?

— Да, миледи, безусловно. Шпинат и пастернак.

— Это хорошо. Я совсем забыла про шпинат. А вино? Белое было превосходно. А как насчет красного?

— Вот оно, миледи. Кларет, как вы и просили.

— Надеюсь, вы не против? — Сибил повернулась к Юнгу. — К мясу я предпочитаю сухое вино.

— Вы совершенно правы.

Сибил кивнула официантам.

Они ушли. Метрдотель, вынув из графина крышку и налив красного вина, тоже удалился.

— Хорошо, когда в ресторане нет специалиста по винам, — заявила Сибил, когда они остались одни. — А то они вечно спорят, навязывая свой выбор,

Юнг подцепил на вилку кусочек телятины. Сибил не спускала с него глаз.

— Ну и как?

— Превосходно!

— Я рада, Приглашая человека в ресторан за границей, никогда не знаешь…

— Вам нечего бояться, Ешьте и наслаждайтесь.

Она так и сделала,

— Восхитительно! Бесподобно! Просто высший класс!

В ней так много детских черт, подумалось Юнгy. Она то высокомерна, то совершенно наивна, Очаровательна, склонна к интригам, мила и опасна. В точности как умный ребенок, который изучил законы взрослого мира и великолепно приспособился к ним., ни на йоту не уступая своих детских привилегий.

— Вы сказали, леди Куотермэн, что его сломила не болезнь. Я имею в виду мистера Пилигрима.

— Да, я так сказала, И я в это верю.

— На каком основании?

— Я хорошо его знаю, причем долгие годы. Мне кажется, я лучше других изучила его натуру. Природу его страстей и страхов, его недостатки, таланты, смену настроений, обаяние… Затаенную печаль, если хотите. Жажду освободиться от необходимости быть собой. Вы понимаете?

— Надеюсь.

Сибил посмотрела мимо Юнга на горы за окном. Нож и вилка были зажаты в руках, хотя она явно забыла о них.

— Никакая болезнь его не сломит, доктор. Я этого не допущу! Заявление, конечно, самонадеянное, но леди Куотермэн сделала его так просто, что Юнгa тронула ее вера. Очевидно, именно таким тоном святые рассказывали о своих видениях исповедникам. Ведь общаться непосредственно с Богом — одно дело, а рассказывать об этом людям — совсем другое.

— По-вашему, мы все сумасшедшие, только каждый на свой манер? — спросила она, взяв себя в руки. — Вы и правда так считаете?

— В той или иной степени, — Юнг пожал плечами. — Должен признаться, я и за собой замечал признаки безумия. — Он махнул рукой. — Безумие — хитрый зверь, его не поймаешь в силки теориями, со временем я научился не только не верить теориям, но и активно противостоять им. Факты — вот что важно, Факты, относящиеся к каждому конкретному случаю душевной болезни, — это все, что у нас есть. Общие теории лишь помогают распознать истинную природу болезни пациентов. Мое собственное безумие проявляется не постоянно, а периодически. Я научился не только справляться, но и жить с ним. А самое главное, выполнять свои функции, что, собственно, и должен делать любой из нас. Но это безумие мое — и только мое. Что случилось с мистером Пилигримом, почему он не может больше функционировать: из-за безумия или по какой-то другой причине, — надо еще выяснить.

— Я боюсь за него.

— Понимаю.

— Я не хочу, чтобы ему навредили.

— Никто не собирается ему вредить! — рассмеялся Юнг, — Как вы могли такое подумать?

— Вред вреду рознь, доктор Юнг. К сожалению, должна признаться, что мне не нравится доктор Фуртвенглер. Я не доверяю его суждениям и, если откровенно, не одобряю его методы.

Юнг снова махнул рукой. Что бы он ни сказал сейчас, это прозвучит как предательство.