— Можно. Если ваше мнение совпадет с моим, то отставлю. Но, — быстро продолжил Столбов, не дав собеседнику возразить, — я тоже буду предлагать вам снимать с должностей некоторых митрополитов и епископов. Особенно из-за скандала, который на министерском уровне может закончиться только отставкой.

Патриарх глядел внимательно, но молчал. «Хочет возразить, но не может решить, как, — подумал Столбов. — На конфликт со мной идти ему не с руки. Пожалуй, я для РПЦ самая подходящая фигура в президентском кресле».

— Какие еще проблемы? — наконец спросил Патриарх, и стало ясно: спора не выйдет.

— Только пожелания, — улыбнулся Столбов. — Я рад, что Церковь признала мою победу, как свою. Но праздники прошли, пора работать. Знаю, вы, Ваше Святейшество, энергичней и сильнее предшественника, и реформатором ругают вас не зря. Сегодня у РПЦ такие возможности, каких не было в начале девяностых. Только тогда не было зданий и денег.

— И приходилось спасать паству от нашествия американских и корейских пасторов, — добавил Патриарх.

— Вот именно. Сегодня проблем нет, а возможности есть. Проповедуйте смелее. Не мне учить Церковь…

— А поучите, — неожиданно сказал собеседник. — Посоветуйте, как лидер страны, что священники должны говорить, даже не в церкви, а в студенческой аудитории.

Столбов запрокинул голову, будто встряхивал мысли. «Хороший вопрос. Пожалуй, отвечу».

— Напоминать, что в православии есть два пути. Один, самый трудный — монашеский. Но он для немногих. Православным мирянам надо быть верными, это без вопросов. А еще — образованными, сильными, волевыми, успешными, иметь детей больше, чем кошек и собак. Ездить по стране, знать ее — тогда полюбишь. А полюбить Россию, не полюбив православие, нельзя. И вести себя так, чтобы говорили: он же православный, ему нельзя быть грязным, глупым, невоспитанным и нищим.

— Хотели резче сказать? — улыбнулся Патриарх.

— Да. Батюшке, в разговоре со студентами, можно будет сказать и резче.

— Такой совет приемлем. А еще будут просьбы?

— Есть, — на этот раз улыбнулся уже Столбов, чуть ли даже не заискивающе. — Уточните, когда-нибудь, как мирянам надо поститься. Великий пост — тут вопросов быть не может, но есть еще три: Петров, Успенский, Рождественский. Как монахам поститься — известно, а насчет нас, грешных, у батюшек разночтения.

— Соборное решение нужно, — сказал Патриарх. — Для части паствы оно будет реформой, а с реформами мы не торопимся.

— А вот у нас времени мало, — вздохнул Столбов.

* * *

Капитан милиции-полиции Кирилл Степанов выиграл «американку» вот при каких обстоятельствах. Несмотря на великий пожар в окрестностях Петербурга, случившийся сразу после памятного задержания, славы ему избежать не удалось. Журналисты разных телеканалов, и еще чаще — печатных изданий постоянно звонили ему, требуя встретиться: то в полицейском офисе, то дома. Бывало, даже ждали его у калитки.

Подробности успешной спецоперации капитан Степанов раскрывать не мог. Приходилось врать, что он сам вот такой решительный супермен: с двумя экипажами ДПС напал на логово, где одной охраны вдвое больше.

Журналюги, не добившись оперативных подробностей, выясняли у Степанова, как он дошел до такой суперменской жизни. Приходилось выдумывать: любил кино про шерифов, отважных оперов и различных суперкопов. Даже в офисе повесил киноплакат с Клинтом Иствудом, а дома — с Брюсом Уиллисом.

Врать Степанов не любил. Поэтому стал проводить вечера в милицейском тире, а как выпадет свободный час — так отъезжал в глухое место, благо в Лужском районе найти нетрудно, вешал на ветки пустые пивные банки, или просто очищал выстрелами стволы от сухостоя. Еще нашел отставного спецназовца, человека пожилого, никому не обещавшего сделать суперменом за неделю. Но Степанов ему понравился.

Какое-то время спустя навыки капитана изменились. Он уже не шествовал по улице, как гордый дореволюционный городовой: моя форма — ваше уважение. Он привык зыркать по сторонам, пытаясь вычислить, где опасность. И постоянно мысленно делал то, что позволял себе делать лишь дома: быстрым движением вырывал из кобуры пистолет, сдергивал предохранитель, определял, какой объект самый опасный.

Самое смешное, но эта забава его спасла. Адрес узнали не только журналисты, но и черт знает кто. Скорее всего, некий подлец среднего уровня, успевший сорваться из России, да еще вывезти пару чемоданчиков, если раньше не перекачал, решил потратить часть наркоденег на месть.

Короче, однажды вечером, подъехав к дому и выйдя к воротам — раскрыть, Степанов услышал-почувствовал, как впереди по улице стартовал черный «фольксваген». Еще и догадался: программа у экипажа очень простая. Прыжком отправился в канаву, полную разного мусора — до смерти смог бы назвать каждую отдельную гадость, очутившуюся перед глазами. Приземлился с уже расстегнутой кобурой, выхватил, изготовился и вовремя. Машина сбавляла скорость, и из нее непрерывно стреляли, из пистолета и чего-то автоматического.

Степанов отстреливался расчетливо, понимая: если враги вылезут, то минимум три патрона остаться должны. Однако и пули, всаженные в пассажиров, мимо не прошли. Машина остановилась, потом тронулась — верно, перехватили управление, — и уехала.

Через час ее обнаружили в лесу, с заляпанными кровью двумя передними сиденьями. Боевики торопились, даже не сожгли. Покушение на полицейского капитана — не шутка, прошерстили больницы и всех прежних владельцев «фольксвагена». Но профессионализм столкнулся с профессионализмом: где залатали раненых, так и не выяснили, а последний покупатель тачки за сутки до покушения подал заявление об угоне.

Через две недели были заминированы ворота дома. Потом за полкилометра обстреляли из автомата патрульную машину, в которой находился капитан — был ранен водитель. Это уже означало подводить ребят. И Степанов позвонил президенту.

* * *

У каждого здорового ребенка в детстве была мечта. Настолько неосуществимая, что можно спокойно мечтать, не дергаясь.

Миша Столбов хотел иметь самолет. Причем не «кукурузник» для борьбы с гадкими насекомыми или обнаружением лесных пожаров. Эти самолеты в детстве пролетали над крышами Зимовца, насмотрелся. Нет, именно реактивный самолет, скажем, Ту-134. Чтобы в кромешно мокрый октябрьский денек взлететь с областного аэродрома и часа через два быть, к примеру, в Симферополе. Или сразу долететь до Севастополя, там тоже вроде есть аэродром. Побродить под еще жарким солнцем, искупаться в море — для него оно уж точно будет по-летнему теплым.

А если времени нет — скажем, замечтался вечером, когда еще домашка не сделана, тогда просто взмыть, прорваться через мокрые облака, увидеть еще не зашедшее солнце. Покружить, убедиться, что солнце на месте, никуда не делось. И обратно.

Сейчас Столбов задумался: может, его региональные визиты и есть осуществленная детская мечта? Взлетел облачным мартовским деньком над пасмурной Москвой, посмотрел на солнце. Приземлился, сделал официальные дела и опять взлетел к закатному солнышку.