куда-то испарилось. От обоих веет опасностью. Я даже думаю иногда бессонными ночами: а вдруг он все узнал? Пугаюсь, но отбрасываю. Узнал бы — вышвырнул как котенка, и слушать бы не стал. Дальше не сплю уже по другой причине: осознаю, что оказалась в тупике. Я не подумала, как вырулю. Заслужу доверие, а потом… Разобью? С чего решила, что Тарнавский оценит мой благородный порыв?

Вздыхаю и качаю головой. Эх… Юлька-Юлька…

Слышу размашистый шаг по коридору. В контрасте со сковавшим пальцы холодом по спине прокатывается жар.

Я узнаю Тарнавского даже по звуку шагов. Он дергает вниз ручку. У меня сердце взводится. Захлебываюсь вдохом и утыкаюсь взглядом в монитор, но все равно слежу за тем, как судья заходит в свою приемную. Он в мантии. В руках — материалы. Тянется к пуговицам и распахивает.

Чувствую себя мебелью, потому что Тарнавский, не глянув, громко опускает папку на мой стол. Оборачивается. Скидывает мантию. Смотрит при этом на зашедшего следом Марка.

Марк — заместитель руководителя аппарата. Это он сейчас ходит с Вячеславом Евгеньевичем в заседания. Временно. Пока я учусь. Только не знаю, как я должна научиться, если не учит никто.

Смотрю на парня из-под полуопущенных ресниц. В общении со мной и другими сотрудницами суда помладше он обычно борзый и горделивый. С Тарнавским… Не такой, конечно.

— Разошлешь определение на стороны, Марк.

На приказ Тарнавского парень реагирует послушным кивком. Мажет по мне недовольным взглядом. Причин у него несколько: во-первых, приказывать должны мне. Он сейчас вроде как мою работу исполняет. Во-вторых, ненавидит, когда кто-то из судей позволяет себе такое же отношение к нему, как он относится к окружающим со статусом пониже.

— Хорошо, Вячеслав Евгеньевич. Юлия пусть зайдет ко мне ближе к пяти, я ей объясню…

— У Юлии своей работы валом, Марк. — Тарнавский наверняка прекрасно понимает, что это сказано для сохранения самооценки, но сохранить не дает. Пресекает. Хотя работы у меня… Нет. И я успела кивнуть.

Теперь, порозовев, снова сливаюсь со своим рабочим местом.

— А ты, пожалуйста, делай свою. Хорошо? — Вежливые слова, произнесенные стальным тоном, не дают усомниться в том, что «хорошо».

Парень не доволен, но кивает. Положив материалы рядом со мной, смотрит в глаза:

— В канцелярию сама вернешь.

Не хочу конфликтовать. Киваю. Слежу, как Марк уходит. Жду, что Тарнавский тоже… К себе.

Но он почему-то медлит. Провожаем вдвоем Марка к двери. Она закрывается, я опрометчиво поднимаю взгляд на работодателя.

Ловлю себя на мысли, что совершенно искренне сомневаюсь, не привиделось ли мне, что поначалу он относится намного теплее. Как-то даже по-дружески.

А сейчас… Мороз. Может быть включил профессионализм?

— Я занесу.

Чтобы что-то говорить — говорю о материалах. Он продолжает испытывать нервы взглядом и довольно долго никак не реагирует.

— Если не научишься отказывать людям — конечно.

В итоге зачем-то колет. Разворачивается и уходит. Я жмурюсь, слыша хлопок двери. Потом выдыхаю. Несколько секунд провожу в кресле. Встаю.

Беру его мантию и несу к шкафу. Аккуратно развешиваю. Разглаживаю. Втягиваю носом сочетание запахов: шкафа, в которой она висит, ароматного мешочка с кондиционером и рисом, который сделала я, и его туалетной воды.

На душе становится чуть теплее. Напоминаю себе, что он хороший. Просто, наверное, время сложное.

И это он еще не знает, что на него объявлена охота… Надо сказать, черт. Надо.

Закрываю шкаф. Смотрю на материалы и дверь в судейский кабинет. Прежде, чем отлучиться, лучше предупредить, но заходить так не хочется…

И не приходится. Дверь снова открывается. Из нее выходит Тарнавский. Смотрит сначала на мой стол и пустующее кресло. Я успеваю заметить, как виски напрягаются.

Тихо кашляю, поворачивает голову ко мне.

Из-за прямой встречи глаз меня сносит. Чем больше времени провожу рядом с ним, даже таким отстраненным, тем сильнее… И тем глубже… Влюбляюсь.

По плечам ползут мурашки, не связанные с холодом.

Чтобы не пялиться — опускаю взгляд на руку с конвертом.

— Ю-ля… — Он произносит мое имя по слогам, как когда-то его Елена. Воспоминания о ней царапают душу. Она не перестала ходить. И из кабинета не перестал доноситься смех. То есть для нее времени и настроения у судьи хватает.

Тарнавский поднимает руку и шагает ко мне.

— Поручение есть, Юлия Александровна. Исполните? — Мужчина приближается ко мне в несколько шагов. Склоняет голову и внимательно смотрит в лицо. Я в ответ не рискую. Только на сжатый между пальцами конверт. Он большой. Формата А4. Что в нем — не хочу думать.

— Конечно, — обещаю, выдерживая полторы секунды прямого зрительного контакта. Отвожу взгляд по виску в сторону. Тарнавский опускает руку с конвертом и условно вытягивает.

«Условно» — потому что между нами почти нет места. В ноздри заползает более концентрированный запах моего неизбежного краха. Кожей впитываю такое нужное сейчас тепло.

— Это очень важные документы, Юля. И конфиденциальные. Тебе нужно будет завтра их передать одному человеку. Я скину данные в чате.

Киваю несколько раз. По замерзшему организму разгоняется кровь. Это очень странное сочетание — когда по остывшим жилам бежит ледяная кровь.

Стараюсь не ускорять дыхание. И не излучать испуг.

— Я могу сегодня передать. После работы, — уточняю, возвращаясь к глазам.

Давайте сегодня, пожалуйста. Я сделаю это быстро и забуду.

Надеюсь, Тарнавский не читает в глазах сомнений и подтекста. Только преданность.

Смотрит внимательно. Не вижу, чтобы колебался. Думал. Почему тогда не спешит?

— После работы не надо, Юля. Завтра утром.

Моргаю и оставляю глаза закрытыми.

— Хорошо, Вячеслав Евгеньевич.

Надеюсь, Смолин сегодня не позвонит.

Забираю плотную бумагу и прижимаю к груди. Продолжаю чувствовать взгляд. Теперь и пальцы тоже жжет.

А Тарнавский добивает:

— Это очень важно, Юля. И очень конфиденциально. Конверт не открывать и без присмотра не оставлять, договорились?

* * *

Конечно, договорились, Вячеслав Евгеньевич.

Как завороженная смотрю на тот самый конверт, крутя его в руках. Сегодня с работы я ушла ровно в шесть и сразу домой. Без прогулок. Заходов в магазин. Да и вообще… Чтобы поскорее.

Сейчас на часах почти девять. Вместо того, чтобы включить сериал и разгрузить голову, я сижу на подоконнике и гипнотизирую безобидный белый конверт с неизвестными мне секретами Тарнавского.

Взгляд слетает на стоящую на тумбочке у кровати свечу. Адреналин выплескивается в кровь.

Я жмурюсь и мотаю головой. В нее, как назло, сами собой лезут знания, которыми, мне кажется, владеют все, но большинству не пригождаются. К примеру, что конверт можно незаметно открыть, нагрев и подплавив клейкую ленту. Еще его можно отправить на пару часов в морозилку.