Она умерла в шестьдесят три года. Слишком рано ушла, как говорили те, кто пришел ее проводить, когда сочувственно пожимали ему руку или заключали в объятия. «Но если ты любишь кого-то, то смерть его всегда кажется преждевременной», — подумал Роберт.

После того как нотариус выдал ему толстый конверт, в котором содержались последние распоряжения, важные бумаги, несколько личных писем и все остальное, чему его мать придавала особенное значение, Роберт еще раз прошелся по опустевшим комнатам белого деревянного дома с большой верандой, где прошло его детство.

Он надолго задержался перед акварельной картиной с подсолнухами, которую так любила его мать. Он прошел в сад и постоял, приложив ладонь к корявому стволу клена, на котором все еще висел скворечник, сделанный его отцом. Вот и в этом году клен, как всегда, запылает осенью яркими красками. Мысль об этом казалась странной и в то же время утешительной. Что-то останется навсегда.

Еще раз Роберт вгляделся в раскидистую крону, сквозь которую проглядывала синева весеннего неба. Он посмотрел вверх и подумал о родителях.

На этом он окончательно распрощался с прошлым. С Маунт-Киско и со своим детством.

В связи с неожиданной смертью матери дал о себе знать дядюшка Джонатан, озабоченный дальнейшей судьбой адвокатской конторы «Шерман и сыновья». В свои семьдесят три он, мол, и сам давно уже не молод, жизнь так скоротечна, не успеешь оглянуться — и все!

Давая Роберту время опомниться после скорбного события и уладить необходимые дела, он выждал несколько недель, но затем, когда шел уже август, пригласил его вместе пообедать, предупредив, что у них будет серьезный разговор. Неприятной для Роберта неожиданностью стало присутствие Рейчел.

— Пора бы тебе вернуться в контору, Роберт, — сказал дядюшка Джонатан. — Ты хороший адвокат, и тебе следовало бы помнить, что ты представляешь целую династию. Я не знаю, сколько еще смогу вести контору, хотелось бы передать ее тебе. Ты нужен нам в фирме «Шерман и сыновья». Нужен более, чем когда-либо.

Рейчел согласно кивала. Судя по выражению ее лица, она считала доводы дядюшки совершенно убедительными.

Роберт смущенно ерзал на стуле, затем нерешительно извлек из кармана конверт.

— Знаете, что это такое? — сказал он, чтобы с чего-то начать.

Как это зачастую бывает в жизни, все события случаются одновременно, и это письмо он вынул из почтового ящика сегодня утром. В нем оказалось предложение из Сорбонны.

— Хотя речь идет всего лишь о должности приглашенного профессора сроком на один год, но это то, о чем я давно мечтал. Мне предлагают начать лекции уже в январе. — Не дождавшись ни звука в ответ, он смущенно улыбнулся. В комнате воцарилось неприятное молчание. — Что бы ты ни говорил, дядюшка Джонатан, я все-таки не прирожденный юрист, как папа. Я — человек книжный…

— Да кто же тебе, дорогой, мешает заниматься твоими обожаемыми книжками! Прекрасное хобби! Отчего же вечерком не почитать хорошую книжку. И твой отец читал. После работы, — сказал дядюшка Джонатан в ответ на высказанные Робертом сомнения, недоуменно покачав головой.

Но это были еще мелочи по сравнению с теми горькими упреками, которые вечером высказала ему дома Рейчел.

— Ты думаешь только о себе! — яростно бросила она ему в лицо. — А как же я? Что будет с нами обоими? Когда ты, Роберт, наконец повзрослеешь? Почему тебе непременно надо все разрушить из-за каких-то там стишков!

— Но ведь это же… это моя профессия! — попытался он возразить.

— Подумаешь — профессия! Разве это профессия? Ведь всем известно, что быть профессором — это совсем не значит хорошо устроиться. Чего доброго, ты еще надумаешь романы писать!

Она все больше входила в раж, а он поймал себя на мысли, что совсем неплохо было бы действительно написать книгу. Всякий, кто прикоснулся к литературе или попал под ее обаяние, когда-нибудь непременно начинает об этом подумывать. Однако не все поддаются этому искушению, и это, наверное, к лучшему. Как-нибудь, в более спокойную минуту, он тоже об этом подумает.

— Ну правда, Роберт! Иногда я начинаю сомневаться, где же у тебя здравый смысл! Насчет Парижа, надеюсь, ты все-таки не всерьез? Зачем тебе понадобилась эта страна, где люди до сих пор лопают лягушек? — Тут она скроила такую гримасу, точно только что увидала живого каннибала.

— Лягушачьи окорочка, Рейчел, а не лягушек.

— Хрен редьки не слаще! Полагаю, что в этой неполиткорректной стране никто понятия не имеет о защите животных.

— Рейчел, речь идет всего об одном годе, — сказал он, не вдаваясь в обсуждение ее нелепого аргумента.

— Нет, — замотала она головой. — Речь идет о более серьезном, и ты сам это прекрасно знаешь.

Она отошла к окну и повернулась к нему спиной.

— Роберт, — сделала она новую попытку, на этот раз уже спокойным тоном. — Посмотри на улицу. Взгляни на этот город. Ты живешь в Нью-Йорке, мой милый, и этоцентр мира. На что тебе Париж? Ты же его совсем не знаешь.

Он подумал о неделе, проведенной в Париже с матерью.

— А ты — еще менее, чем я, — возразил он ей.

— С меня хватит и того, что я слышала.

— И что же ты слышала?

Рейчел поморщилась:

— Ну, это же всякому известно. Французские мужчины считают себя величайшими обольстителями всех времен и народов. А женщины — капризные стервы, питаются, как козы, листьями салата, и понять их совершенно невозможно. Они для всего используют пластиковые пакеты и мучают гусей и певчих птиц. Все они до полудня валяются в постели, и это у них называется savoir vivre[13].

Роберт не удержался от смеха:

— Не многовато ли предрассудков, darling?[14]

— Не смей называть меня darling! — прошипела она. — Ты сделаешь колоссальную ошибку, если откажешься от предложения твоего дядюшки. Он тебе на блюдечке преподнес будущую карьеру. Он хочет, чтобы ты взял на себя руководство конторой. Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты получаешь все, о чем только можно мечтать! Нам никогда не пришлось бы думать о том, где взять деньги.

— Так, значит, дело в деньгах, — зацепился он за это признание.

Возможно, это был не самый честный ход, но Рейчел сразу клюнула на наживку:

— Да, в частности и в деньгах. Деньги, дурачок, очень важная вещь в жизни! Не у всех было такое беззаботное детство, как у тебя!

Рейчел, которая сама зарабатывала деньги на свою учебу, возмущенно заходила из угла в угол, потом принялась громко рыдать, а он, сидя на диване, со стоном схватился за голову.

Наконец она подошла к дивану и остановилась перед ним.