— Охотнички развлекались, — усмехнулся Дубняк.

— Навряд ли, — сказал Валя. — Это местные.

— Какие местные! — хохотнул Дубняк. — Вон айфон!

Валя вгляделся: и точно, между двумя столбцами черточек, рядом с чем-то четвероногим — не то собака, не то олень, — явственно виднелся айфон, изображенный хоть и схематически, но узнаваемо. Рисунок был свежий, максимум дня три назад.

— Это что же они хотели сказать? — спросил Валя, не ожидая ответа.

— Все такие бродяги хотят сказать: здесь были мы, — презрительно осудил неведомых путников Дубняк. — Или не уродуй дерево, или уж рисуй так, чтобы понятно было. Я знаки манси знаю, они так не режут. У них четко: сверху черточки — это сколько людей. Снизу — сколько собак. Тотем рода. И посередине — кого убили. По твоему рисунку выходит, что пятеро мужчин с тремя собаками убили айфон.

— А тотем?

— А тотема нет, я ж говорю — не манси…

На всякий случай Валя аккуратно зарисовал знак и почувствовал странное спокойствие: все-таки люди. Люди были кругом, их присутствие ощущалось, но они ничем себя не выдавали — видимо, наблюдали. Ужасно людное место эта уральская тайга, а начнешь тонуть в бочажине — и сразу нет никого, все так и попрятались. Или им интересно посмотреть, как тонет человек, или боятся, что их же и обвинят потом, возбудят уголовное дело, дадут пять лет строгого режима, а кандидат от «Единой России» так и останется ни при чем.

Дикий человек вышел из леса неожиданно, как и положено дикому человеку. Родная среда, умение гибко прятаться в тенях и листьях. На плечи его была наброшена рыжая кухлянка, а из-под кухлянки торчали обычные джинсы, как и положено современному манси. Были они заправлены в унты, какие продаются в любом аэропорту, как и положено восточней Екатеринбурга.

— Однако здравствуйте, — сказал он неуловимо знакомым голосом с интонациями пьяного, но совестливого телеведущего. — Один, два, пять, почему не шесть? Ждут шесть.

— Вы нас ждете? — удивился Савельев.

— Как не ждем, конечно ждем. А девушка где, должна девушка быть…

— Девушки никакой нет, — пояснил Дубняк. — Мы поисковая группа, ищем самолет. Видели вы самолет?

— Вон оно как, — без удивления сказал манси. — Ждем, ждем, духи сказали. Говорят духи, группа идет. Ну пойдемте, гости, кушать надо, отдых надо. Только все вместе не надо, цепочка надо делать. Опасно тут.

— Что опасно? — не понял Валя.

— Духи не любят, когда много вместе ходят. Тогда яма бывает, вылезать надо.

Вот оно что, понял Валя. Вот что случилось с группой Скороходова. Расспросим, подумал он, и в животе его сладко заныло от страха.

Валя, к чьему зрению мы теперь прибегаем, изучал на филфаке фольклор, не совсем понимая, отчего его тянет к архаике. Иногда он думал, что архаика уже вернулась и ее надо знать, а иногда полагал, что она вообще честнее. В душе он всегда понимал, до чего она неискоренима, и догадывался, что если каждого тут поскрести — тут же провалишься во что-нибудь родоплеменное. Он был человек простой, но милый, как и его фамилия Песенко, которую всякий тут же норовил переделать в Песенку, и непонятно, что ему не нравилось — Песенка уж точно была лучше, чем ПесЕнко, с уничижительным собачьим корнем. Но всякий раз, как его норовили обозвать Песенкой, Валя огрызался. В остальном он был славным спутником, Шуриком от филологии, тоже сознававшим, что тайные силы — возможно, нематериальные, — постоянно за ними следят; но только ему, по особой мягкости характера, представлялось, что это силы добрые.

Через полчаса ходьбы по буеракам, когда Савельев уже решил, что всем точно каюк, а Дубняк отследил, что движутся они строго на север, — глазам их открылась большая поляна со здоровенным костром в центре и несколькими маленькими по краям. По поляне сновали люди, одетые так же, как их провожатый; семеро мужчин сидели у главного костра, что-то доедая. Провожатый вполне по-современному помахал им рукой и скрылся на другом краю поляны. От костра отошел приземистый безбородый мужик монголоидной внешности и поманил их к себе.

— Гости сели и ели с нами, — сказал он. Все с облегчением скинули рюкзаки и расселись вокруг костра на необычно толстых шкурах с жестким мехом. Росомаха, что ли? — подумал Валя. Он никогда не видел живую росомаху. Один из сидевших порылся в углях с краю кострища и вытащил несколько черных кусков чего-то несъедобного с виду.

— Вы манси? — спросил Валя, уже понимая, что никакие это не манси.

— Мы арии, — обыденно сказал мужик. — Я Николай Егорыч.

Следом по кругу представились остальные — имена у всех были вполне заурядные: Алексей, Кирилл, Степан, Петр Егорыч (брат Николая) и их отец, почему-то Тимофей Павлович.

— В каком смысле арии? — бестактно спросил Окунев.

— В прямом, — ответил Николай Егорыч. — Люди. Люди уходят туда, туда, туда, — он ткнул пальцем в разные стороны. — Мы остаемся.

— Но вы… Как бы это… Не похожи, — возразил Окунев.

— Не понимаю, — вмешался человек, назвавшийся Степаном. — Гости говорят, не похожи, но не видят, на что не похожи.

— Но есть же исследования, — сказал Валя. — Многие сходятся на том, что арии были похожи на европейцев.

— Ваши ученые не спрашивают. Мы не говорим. Гости ели мясо, потом говорили. — И он замолчал, сосредоточившись на еде.

Все с ума посходили. Город в двух шагах, люди живут, а тут арии. Гиперборея, блин. Тут Валя задумался. По одной из версий Гиперборея находилась где-то в этих краях, только севернее. Теоретически… Но места хоженые, не может целый народ, пусть и малочисленный, столько веков тайно существовать среди прочих. Тем более тайны никакой они не делают, нас пригласили к себе… Он, как сумел, соскреб с теплого куска мяса золу и осторожно надкусил. На удивление мясо оказалось сочным и мягким, вкус его был странным, не похожим ни на что, горьковатым — но горечь была приятная, оставлявшая на языке изумительное послевкусие. Валю охватило странное ощущение, которого он все не мог сформулировать — состояние, близкое к счастью, священный трепет, будто он не просто ел мясо, а прикасался к чему-то огромному, древнему и величественному, как сама планета. Но что это? Медвежатина? Валя когда-то ее пробовал, но вкуса не помнил.

— Это медведь? — спросил он, прожевав.

— Ты медведь, — почему-то развеселился Николай Егорыч. — Это мамонт! Вчера приходит мамонт, гостям удача, свежее мясо! Потом засолили, завялили, завтра жесткое стало.

— Нет, правда. Что это? — поддержал Тихонов.

— Хобот, — сказал арий.

Все почтительно помолчали. Наконец Савельев спросил:

— Вы не знаете ничего об упавшем самолете? Два месяца назад где-то здесь упал, там остались выжившие, мы их ищем. Я сигналы получил.

— Самолет не знаем, — сказал Степан и медленно покачал головой, словно катая в ней эту мысль: самолет? — нет, самолет не знаем.