С конца осени 1938 года почти не было заметных сложностей в отношениях между ОКВ и отдельными видами вооруженных сил или – что самое главное – между ОКВ и ОКХ. Однако они сразу же возникли вновь 27 сентября 1939 года, когда Гитлер отдал приказ о наступлении на западе. Проблема армии была в том, чтобы не просто противодействовать «вмешательству ОКВ в оперативные дела», которое крайне возмущало и примеров которого было так много в недавних действиях Йодля. Теперь Гитлер принял решение вообще без участия армии и, как показано выше, включил в свое решение выбранные им самим генеральные направления операций; он утверждал не только «когда», но и «как». По сути, это могло означать ни больше ни меньше как то, что отныне Верховный главнокомандующий намеревался взять все командование сухопутными войсками на себя. Если у него действительно было такое намерение, он должен был одновременно взять на себя ОКХ или Генеральный штаб армии, как самую эффективную командную структуру в вермахте, и отстранить от этих дел ОКВ; это было бы, по крайней мере, оригинальным способом решения проблемы высшего командного органа; Генштаб стал бы наилучшим ядром для формирования верховной ставки, и это обеспечило бы ему то положение, которого он заслуживал. Процесс присвоения Гитлером прерогатив армии был прямо противоположным. Все, что его интересовало, – это утвердить свои позиции в военной да и во всех остальных сферах как единственного человека, обладающего командной властью; он не нуждался в надежном совете специалиста, так как этот совет, по крайней мере со стороны армии, мог подразумевать несогласие или предостережения, как это случалось в прошлом и наверняка повторялось бы в будущем. Вместо этого он постановил, что будет обладать «неоспоримой властью сверху донизу». Он решил, что в ходе предстоящей кампании главнокомандующий сухопутными войсками должен находиться рядом с местом расположения верховной ставки и в сопровождении только своего начальника штаба и ограниченного личного состава; истинным мотивом Гитлера было быстро и бесповоротно сосредоточить власть в собственных руках, опустить Генеральный штаб армии до уровня аппарата, исполняющего его решения и приказы, как штаб оперативного руководства ОКВ, но вместе с тем извлечь максимальную практическую выгоду из его командной структуры. Он понимал, что заменить ее не может, и признавал ее эффективность. Так осенью 1939 года сухопутная армия оказалась именно в той ситуации, против которой предостерегал генерал-полковник Фрич во времена давних споров о структуре высшего командования. «Невозможно ждать от главнокомандующего, что он выиграет сражение, – сказал Фрич, – если он действует по плану, с которым не согласен». В итоге принцип взаимоотношений между Верховным главнокомандующим и Генеральным штабом армии оказался таким, какой часто описывал Гитлер, приводя пример НКО и его отдел из восьми человек.

Генералы Кейтель и Йодль не принимали участия в подготовке решения Верховного главнокомандующего о начале наступательных действий на западе. Однако и в этом случае они твердо поддерживали его и поэтому опять оказались в состоянии конфликта с армией, как и во времена Судетского кризиса. То же, хотя и не в столь резкой форме, происходило и с их штабом. Сам Кейтель не без опасений относился к намерениям и действиям Гитлера, но при сложившихся обстоятельствах он проявлял максимум энергии, занимаясь посредничеством, конечно в одностороннем порядке, и старался примирить командование армии с требованиями диктатора с помощью красивых слов и потока заверений. Что касается Йодля, то он явно рассматривал происходящее как важный шаг вперед в осуществлении своего давнишнего желания поставить армейский штаб на место. Он не терял времени даром, стараясь закрепить дальнейшее разграничение обязанностей, но при этом, не колеблясь ни секунды, всячески использовал тот трамплин, который предоставил ему в тот момент Гитлер, и хватался за любую возможность втиснуться в командную цепочку сухопутных сил. Отныне двери для «безответственного закулисного влияния», о котором предупреждал Бек, оказались широко распахнутыми.

Главнокомандующий сухопутными войсками вместе со своим начальником штаба, разумеется, не уступали без борьбы требованиям Верховного главнокомандующего. Они могли бы заметить, что находятся на развилке двух дорог, ведущих в прямо противоположных направлениях: первое – это идеология, корнями уходящая в диктатуру национал-социалистического движения, вера в то, что можно подчинить германский народ, а на самом деле весь мир своей воле; второе базировалось на прусско-германской традиции понимания военного долга – не побояться даже военного переворота, если он поможет спасти нацию от катастрофы. Но в разгар осеннего кризиса 1938 года Браухич всего лишь, «хлопнув дверью», указал начальнику штаба ОКВ, в чем состоит его обязанность; так что теперь, несмотря на все крепкие слова в прошлом, он не мог заставить себя лично выступить против решения Гитлера о начале наступления на западе. Естественно, это еще больше ослабило право армии на решающий голос в военном планировании, и прямым следствием этого стало то, что армии пришлось составлять свои планы операций в соответствии с концепцией Гитлера и вопреки собственным убеждениям.

При таких обстоятельствах сухопутная армия ограничилась «пассивным сопротивлением», но вместе с новыми заявлениями Гальдера, требующего, по словам Йодля, предоставить ему «полную свободу действий»[46], это только укрепило Гитлера в его решении. Наконец, 5 ноября 1939 года (первый контрольный срок выхода приказа в окончательном виде) главнокомандующий сухопутными войсками, при единодушной поддержке старших командиров с Западного фронта, открыто выступил против начала наступления, а следовательно, против военного плана в целом. Но к тому времени все уже зашло так далеко, что Гитлер просто закончил совещание кратким приказом, не допускавшим никаких возражений. Была еще одна, в какой-то степени похожая, драматическая сцена 23 ноября, когда Гитлер вызвал всех армейских генералов и в присутствии равных по званию представителей двух других видов вооруженных сил упрекал их в трусости и выставлял как скептиков, которые вечно хватают его за рукав. Браухич тут же попросил об отставке, но это не произвело впечатления. Тем не менее с конца этого года создалось впечатление, что армия все больше и больше готова согласиться с идеями Гитлера, и, соответственно, напряженность на какое-то время ослабла. Истинной причиной этого, несомненно, стали более реальные шансы на успех, когда наступление отложили до весны 1940 года. Но это никак не повлияло на тот факт, что баланс власти между Гитлером и ОКВ с одной стороны и сухопутными силами – с другой сильно покачнулся не в сторону армии; позднее это ужасным образом подтвердилось.

Острые разногласия между ОКВ и ОКХ, вновь вспыхнувшие в период организации верховной ставки, возникли из-за разных точек зрения относительно Гитлера и его стратегии. Здесь еще раз следует подчеркнуть, что, вопреки широко распространенному во время войны мнению, существовавшему как в Германии, так и среди союзников, было бы неправильно и несправедливо полагать, что в этот конфликт оказались вовлечены все офицеры ОКВ и сухопутных войск. Как показано выше, раскол произошел именно в ОКВ, и, по крайней мере, начальники двух его отделов, адмирал Канарис и генерал Томас, вместе с большинством своих офицеров выступили на стороне армии. И наоборот, несколько преемников Гальдера на посту начальника штаба сухопутных войск явно были полны решимости, во всяком случае какое-то время, не дать себя обойти в ревностном служении Гитлеру и преданности его руководству. В 1942-м и 1944 годах генералы Зейцлер и Гудериан призывали Генеральный штаб армии представить доказательство их веры в национал-социалистическую доктрину, чего даже Йодль никогда не допускал в отношении своего штаба.