Их объединяла и любовь к моде. БиллиБой*, который стал художником, вспоминает, какие изящные костюмы создавал Ли, работая на Кодзи Тацуно. Он до сих пор носит пару роскошных вещей, сшитых Маккуином в то время: пиджак, расшитый павлиньими перьями, и еще один, созданный «по мотивам» костюма для верховой езды XVIII века, который, по его словам, является «шедевром дизайна, который я буду носить до конца жизни».[189]

Однажды, когда БиллиБой* пришел в студию Тацуно в Мейфэре, чтобы купить несколько вещей из коллекции, он заметил, что Ли с интересом наблюдал за тем, как он примеряет узкое «шелковое платье со смелым вырезом». «Тебе нужно это носить, только ты можешь это носить», – сказал ему Ли. «Тебе не кажется, что в нем я смахиваю на шлюху, на шлюху-транссексуала?» – спросил БиллиБой*. «Нет, сразу видно, что у тебя есть яйца», – ответил Ли. «Хочешь сказать – сила духа?» – «Ага, и это тоже», – смеясь, ответил Маккуин».[190]

Маккуин также с интересом следил за тем, как его новый друг меняет внешность: то БиллиБой* носил элегантный, традиционный костюм, сшитый в ателье Anderson & Sheppard, а на следующий день облачался в сюрреалистический авангардистский наряд, созданный для того, чтобы бросать окружающим вызов и вселять в них неуверенность. Ли «по-моему, вначале был впечатлен тем, что я – странный гибрид интеллектуала и примитива, и тем, что я могу носить традиционные костюмы и галстуки и одновременно первые вещи Джона Гальяно или странные постпанковские вещи BodyMap».[191]

Хотя БиллиБой* не считает Ли талантливым рисовальщиком – «обычно он набрасывал свои миниатюрные эскизы на углах бумажных тарелок и салфеток», – он обладал врожденным чувством кроя. «Он мастерски кроил, драпировал ткань и оборачивал ею манекены. Его способности просто поражали».[192]

Когда в 1989 году компания Кодзи Тацуно обанкротилась, Маккуин начал искать новое место работы. Он спросил одну сотрудницу компании, не знает ли та, кому нужны лекальщики; та познакомила его с Джоном Маккиттериком, главным модельером Red or Dead, дома «уличной моды», созданного Уэйном и Джерардин Хемингуэй. «Ли был весьма непритязателен; создавалось впечатление, что мода его вообще не волнует, – вспоминает Маккиттерик. – Он был не от мира сего, выглядел неопрятным, но, когда пришел работать в студию, которая тогда находилась в районе Уэмбли, стало очевидно, что он разбирается в том, что делает. Он очень хорошо умел шить и кроить, что было удивительно для такого молодого человека; кроме того, он отличался организованностью и всегда все делал вовремя. Мы с ним очень сблизились, хотя нас нельзя было назвать друзьями. Я не виделся с ним за пределами студии, а он не был завсегдатаем в тех местах, барах или на тех приемах, куда ходил я. Он мне нравился, он был очень славным, только не умел поддерживать разговор. Целыми днями трудился как пчелка, и работа у него спорилась. Но я не сознавал, насколько он интересен; это пришло позже».

В то время Ли совместно с Маккиттериком работал над рядом коллекций для Red or Dead, в том числе Charlie Spirograph (осень/зима 1989), Spacebaby (весна/лето 1990) и We Love Animals (осень/зима 1990). Чем больше Ли узнавал о сложностях дизайна, тем больше интересовался ими. Во время работы он забрасывал Джона специфическими вопросами о технических аспектах процесса создания моды. «Он понял, что больше всего на свете хочет трудиться в области моды, – говорит Маккиттерик. – Вряд ли он ставил себе задачу взлететь на самый верх. Из нашего тогдашнего разговора он вынес один замысел – я предложил ему съездить в Италию. Мне довелось работать в Италии; тогда, в конце восьмидесятых, там было замечательное место для тех, кто стремился сделать себе имя в моде. Там развивали множество новых направлений, например спортивную одежду, мужскую одежду, которую в то время нельзя было достать ни в Париже, ни в Штатах».

Ли, как всегда, порывистый и непосредственный, пожелал немедленно отправиться в Италию, но Джон посоветовал ему подождать – лучшее время для того, чтобы получить работу, наступало сразу после модных показов, когда дизайнеры стремились обновить свои студии. Кроме того, Джон воспользовался своими связями и составил для Ли список «нужных людей» – редакторов, агентов по найму, дизайнеров. Вооруженный этими сведениями, Ли попросил свою сестру Трейси, которая тогда работала в бюро путешествий, забронировать ему билет в один конец – в Милан. «Я решил, что он слегка двинулся, – вспоминает Джон Маккиттерик. – Он тогда ходил в мешковатых джинсах с дырой на колене, в широкой рубашке; у него была ужасная стрижка и так далее. Я еще подумал: «Что он делает?!»[193]

Маккуин, которому в то время не исполнилось и двадцати одного, приехал в модную столицу Италии в марте 1990 года. У него была мечта. Хотя он готов был работать у любого дизайнера, на вершине его списка предпочтений находилось одно имя: Ромео Джильи. «В Лондоне ничего не происходило, а величайшей фигурой того времени считался Ромео Джильи, он был повсюду», – говорил Ли.[194] В «Справочнике Макдауэлла по моде ХХ века» о Джильи написано так: «Его бесформенные одеяния, подчеркивающие удлиненный силуэт, вскоре выделили его из общего потока итальянской моды… показы Джильи стали культовыми событиями, а его костюмы охотно покупали молодые богатые женщины по всему миру. Его композиции – синтез лондонской постпанковской уличной моды и японского авангарда, помноженный на итальянскую изысканность и игру цвета. В результате возникают вещи крайне изящные и элегантные… Многие специалисты в мире моды считают его самым важным дизайнером восьмидесятых».[195] Маккуина в работах Джильи привлекали романтизм, намеки на византийские мозаики и средневековые рельефы, а также его способность устраивать показы, которые никого не оставляли равнодушными. После его парижского дебюта 1989 года редакторы модных журналов «вскакивали с мест, роняя свои тюрбаны и огромные темные очки».[196] Бьянка Джаггер в 1989 году назвала Джильи неотразимым; по ее мнению, он был «самым интересным дизайнером, каких я уже много лет не видела; он одевает женщин в мужские вещи, и они выглядят в них необычайно женственными».[197]