— Ну все, хватит таскаться по этим дурацким улицам. Я устала как двадцать пять собак. Пойдемте, отдохнем у фонтана. У нас как раз есть немного времени до обеда. — Саша пожал плечами и покорно поплелся за своей опекуншей, а она, обернувшись, продолжила его распекать: — Какой же вы, Александр невоспитанный.

— А что я такого сделал? Я слушал, — действительно не понимая причины её гнева, стал оправдываться Саша.

— Слушал! Прядать ушами и осел может, — ответила Розалия. — Когда у костела я уронила зонтик, мне пришлось поднимать его самой. Возле оперного театра я споткнулась, и вы даже не попытались поддержать меня. Я уже молчу о том, что за весь день вы ни разу не предложили мне взять вас под руку.

— Забыл, — поморщившись, ответил Дыболь и почесал затылок.

— А перед универмагом вы хохотали и орали как сумесшедший. Вы что, никогда не видели сцепившихся собак?

— Я и не орал, — на этот раз покраснев, проговорил Дыболь и вдруг забормотал что–то несусветное: — Не так уж я и… орал. Я, в общем–то, никому, вроде, не мешал… У вас здесь, вроде, свобода… Я и…

Розалия остановилась, с ужасом посмотрела на Сашу, и еле слышно пролепетала:

— Боже мой. Свобода. — И тут её словно прорвало: — Свобода?! выкрикнула она Дыболю в лицо и даже замахнулась на него зонтиком. — Свобода не для таких дураков как вы, Александр! Тоже мне, выдумали! Таким, как вы, Александр, вполне достаточно свободы иногда менять одну тюрьму на другую! Да свободы говорить то, что вам вдалбливали в вашу пустую голову всю жизнь! — Розалия перевела дух и спокойнее, но с той же злобой спросила: — Да вы хотя бы знаете, что такое свобода?

Напуганный Саша переминался с ноги на ногу и, боясь посмотреть в лицо разъяренной опекунше, блуждал взглядом по кронам деревьев.

— Я вас спрашиваю! — выкрикнула Розалия.

— А кто же этого не знает? — опустив голову, уклончиво ответил Дыболь. Он готов был уже сказать не на шутку разошедшейся трефовой фурии какую–нибудь гадость, но Розалия его опередила.

— Он знает, — дрожащим голосом проговорила она и, отвернувшись, двинулась дальше.

Почувствовав, что ураган пошел на убыль, Саша побрел за своей опекуншей и на ходу забубнил:

— Я вам ничего и не обещал. Сказали гулять, я пошел. И слушать мне было интересно, — соврал он. — А устали, так давайте посидим. Хотите, я за мороженым сбегаю или принесу водички?

Розалия повернулась к Дыболю, и он увидел на её щеках ещё не просохшие следы слез.

— Так вы не обиделись, Алек? — мягко спросила она.

— Да нет, — ответил Саша и с облегчением украдкой вздохнул. Гроза благополучно миновала, можно было продолжать радоваться жизни.

— Простите меня, Александр, — задушевно проговорила Розалия. — Я была не права. А вы добрый, хороший молодой человек.

Она подошла к Дыболю, взяла его лицо в ладони и поцеловала его в лоб. Близость красивой женщины вскружило Саше голову. В теплый летний день не трудно ощутить тепло исходящее от любого предмета, а уж от женщины и подавно.

— Оставайтесь у меня насовсем, Александр, — неожиданно предложила Розалия. — По утрам будем гулять с вами по городу. А по вечерам пить чай. Я научу вас вязать крючком.

— Нет, — не раздумывая, тряхнул головой Дыболь.

— Вас там кто–нибудь ждет? — немного обидевшись из–за поспешного ответа, спросила Сашина опекунша.

— Не знаю, — пожал плечами Дыболь. — Скорее всего, никто.

— Тогда почему вы не хотите остаться? — не отставала Розалия;.

— Я там привык, — ответил Саша.

— Фу, Александр! Во–первых, любая привычка — дурацкое дело. А во–вторых, к чему вы привыкли? У вас там собственный большой особняк, деньги, поклонницы, насыщеная событиями жизнь?

— Нет, — покачал головой Дыболь. — Просто привык.

— Как привыкли, так и отвыкнете, — снова начиная раздражаться, проговорила Розалия. — Впрочем, я не собираюсь вас уговаривать. Я уже раскусила вас, Александр. Вы необразованный идеалист, которому, мало того, что ничего не надо, так вы ещё не в состоянии объяснить, почему вам ничего не надо.

СЧАСТЬЕ

Балкон с округлыми, как женские икры, балясинами выходил прямо на центральную площадь. Отсюда из–за балюстрады прекрасно был виден безголовый памятник, и за вечерним чаем Саша с Розалией от души потешались над несчастным автором этого монументального произведения. Они сидели за кружевным столиком, лакомились вареньями и пирожными, да изредка перекидывались ничего не значащими фразами или по инерции упражнялись в остроумии. Досада давно оставила хозяйку дома, она была спокойна и весела, а её гость за день свыкся со своей ролью, чувствовал себя вполне уверенным и даже счастливым. Это был его первый вечер в странном городе, когда ему не хотелось домой и не думалось о возвращении. Дыболю нравилось слушать Розалию, тем более, что говорила она о пустяках, не требуя от него ни понимания, ни ответа.

— Вы помните мой портрет, Алек? — ласково спросила хозяйка дома и положила свою маленькую, удивительно изящную ладошку ему на руку.

— Конечно помню, — утвердительно кивнул Саша и тут же соврал: — Очень хороший портрет. — В этот теплый вечер Дыболю хотелось говорить Розалии только приятные слова. От прикосновение её руки в глазах у него все слегка сместилось, а разнузданное воображение тут же начало рисовать продолжение приятной беседы вплоть до постели. Единственно, что удерживало Сашу от более сочных, интимных комплиментов — это боязнь ляпнуть какую–нибудь чушь и тем самым испортить установившееся благолепие.

— Вы должны мне помочь, Александр, — кокетливо произнесла хозяйка дома.

— Пожалуйста, — охотно согласился Дыболь.

— Завтра у Дэди… у профессора, день рождения…

— Вы хотите подарить ему свой портрет? — несколько разочарованно проговорил Саша.

— Нет, Алек. Я хочу подарить профессору одну вещицу, о которой он давно мечтает. Но… — Розалия сделала ударение на «но» и подлила в Сашину чашку чаю. — Но этот предмет можно купить только на городской барахолке. Вернее, даже не купить, а обменять. Некоторые вещи у нас невозможно приобрести ни в лавке, ни в универмаге. Их не отдают за бумажные деньги. Так вот, я хочу свой портрет обменять на телескоп. И вы, Алек, должны мне в этом помочь.

— Договорились, — натянуто улыбнулся Дыболь, прикидывая, сколько может весить