Закончив, она улыбнулась им и отошла. К группе сразу подошел молодой и чересчур веселый помощник, который тут же начал развлекать первоклассников.

– Могу я чем-то вам помочь, девушки? – спросила она, приближаясь к Эйвери и Келлэвей с нерешительной улыбкой.

– Я детектив Эйвери Блэк, – произнесла Блэк, снова показывая свой значок. – Это моя напарница, офицер Келлэвей. Мы надеялись, что Вы сможете помочь нам и пролить немного света в деле об убийстве, над которым мы сейчас работаем. Жертва, судя по всему, довольно часто посещала этот сад бабочек.

Викерс, казалось, потеряла уверенность. Эйвери видела, что та поняла, куда все идет.

– Речь пойдет об Альфреде Лаунбруке? – спросила она.

– Да, – кивнула Блэк. – Как Вы догадались?

Она печально пожала плечами и прислонилась к стоявшей рядом деревянной кадке. Над ее головой пролетели три яркие бабочки.

– Альфред часто приходил сюда. Некоторые из нас успели подружиться с ним. Он был очень стеснителен, но как только привыкал к тебе, то его болтовню невозможно было остановить.

– Я так понимаю, Вы периодически общались с ним? – уточнила Эйвери.

– Да, раз десять, если не больше. Приходя сюда, он всегда выглядел каким-то задумчивым. Может даже немного грустным.

– Исходя из разговоров, Вы поняли, почему он так часто наведывался в музей?

– Он говорил, что ему нравится суть метаморфоза. То, как уродливые гусеницы становятся прекрасными бабочками. Ему хотелось измениться самому. Я никогда не задавала вопрос прямо, но мне кажется, у него было не самое легкое детство или что-то в этом роде.

– Он когда-нибудь говорил с Вами о пауках? – поинтересовалась Эйвери.

– Я сама постоянно думаю об этом, – ответила Викерс. – С тех самых пор, как я просмотрела этот жуткий выпуск новостей, у меня просто не выходит из головы вопрос, были ли хоть какие-то намеки и предзнаменования, что произойдет подобное. Если он и упоминал о них, то уж точно незаметно.

– А как насчет других насекомых? – спросила Келлэвей.

– Нет. Даже скажу, что как-то раз я, не задумываясь, упомянула о тараканах. Ему явно стало очень некомфортно. Он тогда встал с места и принялся просто прогуливаться по саду.

– Были ли какие-то намеки на то, что у него есть враги? – продолжила Эйвери. – Может даже люди, которых он просто недолюбливал?

– Нет, – ответила Викерс. – Он никогда не говорил ни о девушке, ни о друзьях. Иногда он позволял себе рассказать о работе или маме. Также я знаю, что его отец умер не так давно. Но он ни разу не отзывался о ком-то плохо и не рассказывал о своих страхах перед кем-то в частности.

– Есть ли еще кто-то, с кем он часто общался?

– Да. Они пару раз болтали с Дональдом Йоханссоном.

– Правда? – удивилась Эйвери

– Да. Я бы не стала называть их друзьями и даже знакомыми, но точно уверена, что несколько раз они общались. Видела собственными глазами.

«Зачем бы Йоханссону утаивать это?» – подумала она.

– Вы случайно не знаете, где бы я могла его найти? – вслух произнесла Блэк.

– Собственно говоря, легко, – улыбнулась Викерс, кивая назад. – Вон он, идет сюда.

Эйвери и Келлэвей обернулись. Лишь увидев их, Йоханссон буквально примерз к месту между двумя тропинками в саду. Выражение его лица при виде Эйвери сказало все, что ей требовалось: он что-то скрывал.

Подобно акуле, почуявшей кровь в воде, Блэк не стала терять ни минуты и целенаправленно двинулась в его сторону.

– Мистер Йоханссон, рада снова видеть Вас, – произнесла она.

– Да, взаимно, – ответил он тоном, который говорил об обратном.

– При всем уважении, – продолжила Эйвери, – я просто не могу отделаться от ощущения, что Вы лгали мне во время нашей прошлой встречи. Или, если же не лгали, то уж точно упустили несколько вещей.

– Да, полагаю, Вы правы, – кивнул Йоханссон, уставившись на тропинку.

– Надеюсь, у Вас была на это очень веская причина, – сказала Блэк. – В противном случае, мне придется арестовать Вас прямо на виду у Ваших коллег.

Он тяжело вздохнул и кивнул.

– Пройдемте в мой кабинет?

Честно говоря, Эйвери предпочла бы остаться в саду бабочек, а не идти в его тусклый кабинет со всеми этими изображениями насекомых на стенах. Тем не менее, она кивнула:

– Договорились.

Йоханссон вывел их из сада и провел на второй этаж музея. Блэк в последний раз взглянула на красоту снаружи, а затем посмотрела на Келлэвей, которая смущенно взирала на нее, даже не скрывая тот факт, что ничего не понимает. Эйвери не стремилась все раскладывать по полочкам. У нее было острое ощущение, что всего через несколько минут до Кортни все дойдет само.

* * *

– Да, я действительно познакомился с Альфредом Лаунбруком в период его частых посещений сада бабочек, – начал Йоханссон, присаживаясь за свой стол. – Он был достаточно замкнутым молодым человеком, который явно имел множество проблем с социализацией, из-за чего я сам и несколько моих сотрудников старались выделить время, чтобы поговорить с ним.

– Почему же Вы не посчитали нужным сообщить мне это пару часов назад, когда я была здесь? – спросила Эйвери. – Это позволило бы мне сохранить уйму времени и сил.

– Потому что я пытался защитить человека, о котором очень беспокоюсь.

– Хотите сказать, что Вы встречались с Лаунбруком не только в музее?

– Нет, – ответил Йоханссон. Эйвери увидела, как его глаза наполнились слезами, что было явным знаком приближающегося откровения. – Но я знал кое-кого, кто общался с ним гораздо ближе. Это бывший сотрудник музея, Стефан Скотт. В прошлом месяце, выйдя с больничного, он был уволен. Я хорошо знал Стефана, потому что был его наставником, когда он только пришел в музей.

– И какова его связь с Альфредом Лаунбруком? – уточнила Эйвери.

– Это зависит от того, кого Вы спросите, – принялся объяснять Йоханссон. – Некоторые назовут это чем-то вроде растущей дружбы. Но я знал правду… И наткнулся на нее совершенно случайно. Она заключалась в том, что Альфред и Стефан встретились в саду бабочек около года назад и пошло-поехало. Все переросло в романтические отношения, которые они старались скрыть. В принципе, им это вполне удавалось, но однажды я вошел, когда Стефан разговаривал с Альфредом по телефону. Я услышал достаточно, чтобы понять происходящее, поэтому Стефан признался мне. Он рассказал, насколько счастлив и насколько странно ощущает себя в то же время. Он понятия не имел, что он гей, пока в его жизни случайным образом не появился Альфред. Естественно, он попросил меня держать все в тайне. И, поскольку здесь, в музее, он стал для меня вторым сыном, я решил сдержать обещание, когда Вы пришли с допросом. Я искренне извиняюсь за любые неудобства.