Сроуфа заинтересовали рассказы Уотерса о работе Эйнсворт, и он быстро воспринял ее идеи и методы, основав лабораторию вместе с Уотерсом, где они могли проводить тест «Незнакомая ситуация» с матерями и детьми. Прошло совсем немного времени – и институт стал лидирующим центром исследования привязанности.

Сроуф объединил свои силы с Байроном Эгеландом, университетским психологом, который получил грант от федерального правительства на проведение долгосрочного исследования матерей и детей из семей с низким доходом.

В местной общественной клинике в Миннеаполисе они набрали добровольцев – 267 беременных женщин. Все они собирались впервые стать матерями, у всех доходы были ниже официального уровня бедности.

80 процентов матерей были белыми, две трети – незамужними, половина – подростками.

Эгеланд и Сроуф начали мониторинг этой группы детей с самого рождения и изучают их до сих пор (сейчас участникам исследования уже больше 30 лет; и Эгеланд, и Сроуф недавно вышли на пенсию).

Доказательства, полученные в ходе исследования, которое Эгеланд и Сроуф вместе с двумя соавторами отразили во всей полноте в своей вышедшей в 2005 году книге «Развитие человека» (The Development of the Person), считаются наиболее полными данными по долгосрочным последствиям ранних отношений между родителями и ребенком.

Классификация привязанности, как выяснили исследователи из Миннесоты, не была дамокловым мечом, подвешенным над человеком навсегда: иногда отношения привязанности менялись в течение детства, и некоторые дети с тревожным типом привязанности буквально расцветали. Но для большинства детей статус привязанности, присвоенный в возрасте одного года, замеренный при помощи теста «Незнакомая ситуация» и других, мог предсказать широкий спектр последствий для дальнейшей жизни.

Дети с привязанностью надежного типа в раннем возрасте становились более социально компетентными в течение всей жизни: они лучше ладили со сверстниками в детском саду, проявляли лучшую способность формировать близкую дружбу в средней школе, были способны лучше лавировать в сложной динамике подростковых социальных связей.

Во время обучения в прогимназии две трети детей, участвовавших в миннесотском исследовании и имевших историю надежной привязанности в младенчестве, характеризовались преподавателями как «эффективные» в смысле поведения. Это значило, что они внимательны, заинтересованы и редко нарушают дисциплину в классе.

Среди детей, у которых несколькими годами ранее была отмечена тревожная привязанность, только каждый восьмой попадал в «эффективную» категорию. О подавляющем большинстве этих детей их преподаватели отзывались как об имеющих одну или более поведенческих проблем (при этом учителя не знали, как дети справились с тестом на «Незнакомую ситуацию»).

Дети, чьи родители при оценке их воспитательного стиля были сочтены незаинтересованными или эмоционально недоступными, справлялись с занятиями в гимназии хуже всех, и учителя рекомендовали специальное обучение или оставление на второй год двум третям из них.

Когда преподаватели оценивали учащихся по признакам зависимости, 90 процентов детей с историей тревожной привязанности попали в категорию более зависимой части класса, а среди детей с надежными историями таких было всего 12 процентов. Во время опросов преподавателей и одноклассников дети с тревожной привязанностью чаще получали ярлыки: «злой, антисоциальный, незрелый».

Когда детям, участвовавшим в исследовании, исполнилось по 10 лет, исследователи формировали методом случайного отбора группы в 48 человек и приглашали их на четырехнедельные сессии в летний лагерь, где за детьми пристально наблюдали и незаметно изучали их.

Воспитатели (опять-таки не знавшие о классификации учащихся по типам привязанности в возрасте 1 года) оценивали детей с надежной привязанностью в младенчестве как более уверенных в себе, любознательных и способных справиться со своими недостатками. Дети с тревожной привязанностью проводили меньше времени со сверстниками, больше – с воспитателями, а еще больше времени проводили в одиночестве.

Наконец, исследователи отследили этих детей до самого окончания старшей школы, где обнаружили, что особенности воспитательного стиля в детстве вполне могли предсказать, который из учащихся доведет свое среднее образование до конца, с большей надежностью, чем тесты IQ или результаты экзаменов.

Используя только эти ранние замеры и игнорируя другие характеристики и способности учащихся, исследователи обнаружили, что могли с 77-процентной точностью определить уже тогда, когда детям не было еще и 4 лет, кто из них бросит занятия в старшей школе.

Легко усмотреть параллели между тем, что обнаружили исследователи Майкла Мини в своих опытах с крысятами в Монреале, и тем, что узнали Алан Сроуф и Байрон Эгеланд о детях, которых изучали в Миннесоте.

В обоих случаях матери совершали конкретные и специфические воспитательные поступки в самые первые дни жизни своих детей. И эти поступки – вылизывание и уход у крыс, чуткое реагирование на потребности младенца у людей – оказывали мощное и долговременное воздействие на жизнь потомства целым рядом похожих способов: и человеческие, и крысиные детеныши, которые получали дополнительные дозы заботы в раннем детстве, позднее оказывались более любознательными, более самодостаточными, более спокойными и более способными справляться с препятствиями.

Раннее заботливое внимание матерей помогло малышам развить устойчивость, которая служила защитным буфером против стресса. Когда перед ними, даже много времени спустя, возникали обычные жизненные трудности – тест «открытое поле» у крыс, разногласия между своевольными детсадовцами у людей, – юные существа как крысята, так и люди, оказались способны к самоутверждению, отыскивали в себе внутренние резервы уверенности и двигались вперед.

Существует прямая связь между исследованием привязанности Мэри Эйнсворт и клиникой Надин Берк-Харрис в Бэйвью-Хантерс-Пойнт, и эта связь – психолог из Сан-Франциско по имени Алиша Либерман.

В середине 1970-х годов Либерман училась у Эйнсворт в университете Джона Хопкинса в Балтиморе. Это было время, когда Эйнсворт проводила свое первое крупное исследование воспитания и привязанности, и под ее руководством Либерман – тогда студентка выпускного курса – трудилась долгие часы, наблюдая и расшифровывая видеозаписи взаимодействия молодых матерей и их младенцев, выискивая мельчайшие конкретные примеры чувствительного и отзывчивого материнского поведения, которое обеспечивало младенцам надежную привязанность.