– Не поцелуешь своего мужчину? Меня только что выпустили из тюрьмы.

– Питер! Это не смешно! Тебя отстранили?

– Не-е, – ухмыляется он. – Я заговорил им зубы. Директор Локлэн любит меня. Хотя могли и выгнать, будь на моем месте кто-то другой…

Ох, Питер!

– Вот только не надо передо мной сейчас хвастаться.

– Когда я вышел из кабинета Локлэна, меня поджидали девчонки из младших классов и приветствовали бурными овациями. Они кричали: «Кавински, ты такой романтик!» – Питер изображает ликование, а я смотрю укоризненно. Он притягивает меня к себе. – Эй, они знают, что я занят. Есть только одна девушка, которую я хочу видеть в бикини амишей.

Я смеюсь, не в силах противостоять его чарам. Питер любит внимание, и я не хочу быть очередной обожательницей, которая во всем ему потакает, но сопротивляться ему порой бесполезно. К тому же это действительно было романтично.

Он целует меня в щеку, прижимаясь носом к моему лицу.

– Я же говорил, что все улажу, Кави.

– Да, – признаю я, гладя его по волосам.

– И что, я хорошо справился?

– Отлично!

Это все, что Питеру нужно для счастья: услышать, какой он молодец. Всю дорогу домой он улыбается, но мне так и не удается избавиться от тревожных мыслей.

Я не хочу идти на вечеринку, которую устраивает команда по лакроссу, хоть и собиралась пойти сегодня с Питером. Я говорю ему, что мне нужно подготовиться к завтрашней встрече с Джанетт, но мы оба знаем, что дело не только в этом. Питер мог подловить меня, напомнить, что мы обещали всегда говорить друг другу правду, но он этого не делает. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что сейчас мне нужно зарыться в свою маленькую хоббитскую нору, а, когда я буду готова, я снова вылезу, и со мной все будет хорошо.

В тот вечер я пеку пряное сахарное печенье с корицей и яичной глазурью, такое нежное, будто оно обнимает твой рот. Выпечка меня успокаивает, стабилизирует. Я пеку, когда не хочу думать ни о чем тяжелом. Это занятие не требует особых усилий: ты просто следуешь указаниям, а в итоге создаешь что-то новое. Из ингредиентов получается десерт. Настоящая магия! Пуф – и вкуснотища!

После полуночи я ставлю печенье на охлаждающую решетку, надеваю пижаму с котятами и залезаю в постель с книгой, когда слышу стук в окно. Я думаю, что это Крис, и встаю проверить, не заперто ли оно, но нет – это Питер! Я открываю окно.

– Господи, Питер! Что ты здесь делаешь? – шепчу я, мое сердце стучит. – Мой папа дома!

Питер залезает в спальню. На нем темно-синяя шапка и толстовка с дутым жилетом. Снимая шапку, он улыбается и тоже шепчет:

– Тсс! Ты его разбудишь.

Я подбегаю к двери и запираю ее.

– Питер! Тебе нельзя здесь находиться!

Я в одинаковой степени паникую и взволнована. Ни один парень еще не заходил в мою комнату, не считая Джоша, и это было сто лет назад.

Питер уже снимает ботинки.

– Просто позволь мне остаться на несколько минут.

Я скрещиваю руки, потому что на мне нет лифчика, и говорю:

– Если ты останешься на несколько минут, то зачем снимать ботинки?

Он уклоняется от ответа и плюхается на мою кровать:

– Эй, а почему ты не в бикини амишей? Оно было таким сексуальным.

Я поднимаю руку, чтобы ударить его по голове, но Питер берет меня за талию и прижимает к себе. Он утыкается головой мне в живот, как маленький мальчик, и гудит приглушенным голосом:

– Прости, что втянул тебя во все это.

Я прикасаюсь к его волосам, они мягкие и шелковистые под моими пальцами.

– Все нормально, Питер. Я знаю, что ты не виноват. – Я бросаю взгляд на свой винтажный будильник. – Можешь остаться на пятнадцать минут, но потом тебе придется уйти.

Питер кивает и выпускает меня. Я сажусь на кровать рядом с ним и кладу голову ему на плечо. Надеюсь, минуты будут тянуться медленно.

– Как прошла вечеринка?

– Без тебя было скучно.

– Обманщик.

Он непринужденно смеется.

– Что ты сегодня испекла?

– Откуда ты знаешь, что я пекла?

Питер меня нюхает.

– Ты пахнешь маслом и сахаром.

– Пряное сахарное печенье с яичной глазурью.

– Угостишь меня на дорожку?

Я киваю, и мы садимся, прислонившись к стене. Он обнимает меня рукой, уверенно и заботливо.

– Осталось двенадцать минут, – говорю я ему в плечо и скорее чувствую, чем вижу, как он улыбается.

– Тогда не будем тратить их даром.

Мы начинаем целоваться. Я никогда раньше не целовалась с парнем в своей постели. Это что-то новое. Моя кровать никогда уже не будет такой, как прежде. Между поцелуями Питер говорит:

– Сколько времени у меня осталось?

Я бросаю взгляд на часы.

– Семь минут.

Может, накинуть сверху еще пять?

– Тогда давай ляжем, – предлагает он.

– Питер! – Я толкаю его в плечо.

– Я просто хочу немного подержать тебя в своих объятиях. Если бы я рассчитывал на что-то большее, семи минут было бы мало, уж поверь.

И мы ложимся. Я спиной прижимаюсь к его груди, он сворачивается вокруг меня, его руки накрывают мои. Подбородком он прижимается к углублению между моей шеей и плечом. Из всего, что мы делали, это мне особенно нравится. Нравится настолько, что приходится напоминать себе следить за тем, чтобы мы не заснули. Я хочу закрыть глаза, но усилием воли держу их на часах.

– Обниматься так хорошо, – вздыхает он, и лучше бы он молчал, потому что я сразу думаю о том, сколько раз он так же лежал с Женевьевой.

Когда пятнадцать минут истекают, я так быстро сажусь, что Питер подскакивает. Я хлопаю его по плечу.

– Ну все, тебе пора!

– Да брось, Кави! – Он надувает губы.

Я непоколебимо качаю головой.

Если б ты не заставил меня думать о Женевьеве, я бы дала тебе еще пять минут.

Выпроводив Питера с пакетом печенья, я возвращаюсь в постель, закрываю глаза и представляю, что его руки все еще обнимают меня, и с этой мыслью я засыпаю.

На следующий день, вооружившись блокнотом и ручкой, я отправляюсь в Бельвью на встречу с Джанетт.

– У меня есть идея кружка рукоделия. «Скрапбукинг для пенсионеров», – Джанетт кивает, и я продолжаю. – Я могу учить ваших постояльцев составлять творческие альбомы, мы будем рассматривать их старые фотографии и памятные вещицы, слушать их истории.