– Она меня раздражает, – бурчит Кара.

– Что? – спрашиваю я. – Почему раздражает?

– Она не может отделить себя от собственной мудрости, – фыркает она, вытаскивая пистолет. – Чересчур умная.

– Ты права, – соглашаюсь я, впрочем, без особого возмущения.

Зоя кладет свой пистолет в серый контейнер, а затем направляется к сканеру. Это нечто вроде огромной коробки с проемом посередине. Достаю пистолет, тяжелый от неиспользованных патронов, и тоже кладу его в лоток, который протягивает мне охранник.

Я наблюдаю за Амаром, Зоей, Питером, Калебом, Карой и Кристиной. Застываю у самого входа в эту штуковину: мои руки немеют и в груди становится тесно. Сканер напоминает деревянный ящик, привидившийся мне в комнате страхов, тот, который сжимал и плющил мои кости. Хватит с меня!

Заставляю себя шагнуть внутрь. Раздается пронзительный звуковой сигнал. Я вздрагиваю и вижу ладонь охранника, жестом приказывающего мне выходить. Бежать отсюда, бежать!

Спотыкаюсь, выхожу из кабины. Наконец-то я снаружи. Кара бросает на меня подозрительный взгляд. Трис, пройдя следом за мной, берет меня за руку, но я еще во власти того кошмара из комнаты страхов. Через минуту ужас отступает.

Юрайя проходит контроль последним, и Зоя ведет нас дальше. За КПП уже не так грязно. Полы выложены плиткой, но она натерта до блеска, повсюду – окна. По обе стороны коридора я замечаю ряды лабораторных и компьютерных столов, как в штаб-квартире эрудитов. Но эти ребята, кажется, ничего не скрывают.

Сворачиваем направо. Люди тут же прекращают работать и таращатся на нас. Я ощущаю на себе их взгляды, как теплые солнечные зайчики, и краснею от смущения. Мы пробираемся в глубину здания. Наконец, Зоя останавливается и поворачивается к нам. Позади нее – круг темных экранов. Внутри него за невысокими столами сидят сотрудники, быстро набирая что-то на клавиатурах. Их лица озарены светом других экранов. Настоящие ночные мотыльки, кружащиеся над пламенем.

Зрелище напоминает мне диспетчерскую, но я не могу понять, чем они занимаются: ведь мониторы погашены. Напротив них расставлены кресла, как будто помещение предназначено для отдыха.

Рядом с диспетчерской появляется пожилой улыбающийся человек, одетый, как и остальные, в темно-синюю форму. Надо полагать, это и есть тот самый Дэвид. Он говорит:

– Наконец свершилось то, чего мы все ждали.

Достаю из кармана фото и нахожу на нем Дэвида. Он стоит как раз рядом с мамой, только лицо не морщинистое да талия поуже. Закрываю пальцем лицо мамы. Надежда, которая зародилось, исчезла как дым. Если бы мать, отец или друзья были живы, они бы встретили нас у дверей. Мне следовало догадаться, что история с Амаром – просто случайность.

– Меня зовут Дэвид. Как, вероятно, вам уже сообщила Зоя, я – руководитель Бюро Генетической Защиты. Попробую ввести вас в курс дела, – произносит он. – Главное, вы должны знать, что информация, которую вы получили от Эдит Прайор, верна, но… лишь отчасти.

Произнося имя Эдит, он многозначительно смотрел на меня. Я дрожу от нетерпения. Неужели я получу ответы на все мои вопросы?

– Она дала вам ровно столько информации, сколько следовало для достижения целей наших экспериментов, – продолжает Дэвид. – Во многих случаях это означало упрощения, умалчивания, а иногда и откровенную ложь. Но теперь, когда вы здесь, уже нет смысла лгать вам или что-то упрощать.

– Вы все время толкуете о каких-то экспериментах, – подает голос Тобиас. – Что это за эксперименты?

– Сейчас мы к этому подойдем. – Дэвид смотрит на Амара. – С чего они начинали, когда объясняли все вам?

– Не важно, с чего вы теперь начнете. Все равно вы не сможете подать информацию так, чтобы им легко было это осознать, – отвечает Амар, гляди вниз.

Дэвид откашливается и начинает:

– Давным-давно правительство Соединенных Штатов…

– Чего соединенных? – изумляется Юрайя.

– Это такая страна, – поясняет Амар. – Очень большая. Она имеет определенные границы и некий руководящий орган. Сейчас мы находимся в самом центре государства. Но продолжайте, сэр.

Дэвид потирает ладони, явно недовольный тем, что его прервали, и начинает снова:

– Несколько столетий назад правительство Штатов было заинтересовано в том, чтобы у граждан выработались оптимальные алгоритмы поведения. Были проведены исследования, которые показали, что тенденция к насилию отчасти заложена в генетический код человека. Тогда и нашли так называемый «ген убийства», а также довольно много других. Существует генетическая предрасположенность к трусости, нечестности, глупости, в общем, к качествам, которые, в конечном итоге, мешают жизни и развитию общества.

Нас учили, что фракции были созданы, чтобы решить проблему нашей несовершенной природы. Видимо люди, о которых говорит Дэвид, верили в то же самое. А я знаю только то, что гены передаются от родителей к детям, поэтому не могу себе представить, как можно выделить нечто, отвечающее за убийство или нечестность. Подобные качества слишком неопределенные, туманные, чтобы иметь своих физических носителей в организме человека. Впрочем, я же не эрудит.

– Есть целый комплекс факторов, которые определяют развитие личности, в том числе воспитание и собственный опыт человека, – продолжает Дэвид, – но, несмотря на мир и процветание, которые царили в стране почти целое столетие, нашим предкам показалось, что будет лучше, если они уменьшат риск возникновения нежелательных качеств, исправляя их в самом зародыше. Иначе говоря, путем редактирования генетического кода. В результате начались эксперименты. Для проявления генетических мутаций необходимо, чтобы сменилось несколько поколений. Из огромного числа людей, в соответствии с их опытом или поведением, отобрали тех, кому дали возможность усовершенствовать будущие поколения: передать им свои коды, делающие людей чуть лучше.

Я смотрю на остальных. На лице Питера – гримаса недоверия. Калеб хмурится, а Кара стоит с открытым ртом, будто намеревается разом проглотить все предоставленные ей ответы. Кристина скептически приподняла одну бровь. изучает свои ботинки.

По-моему, я не услышала ничего нового. Это еще один вариант философских рассуждений о том, как появились фракции. Разделение людей, манипулируя их генами, мало чем отличается от деления их на группы, исходя из склонностей. До некоторой степени я даже согласна с Дэвидом. Другой вопрос: при чем здесь мы?

– Но когда манипуляции начали давать результаты, выяснилось, что изменения ведут к катастрофическим последствиям. Наша попытка привела не к исправлению генов, а к их повреждению, – вещает Дэвид. – Если забрать чей-то страх или низкий интеллект, то можно убить в человеке способность к состраданию, например. Заберите чью-то агрессию – и вы получите у индивида мотивацию к лидерству. Заберите эгоизм – и вы потеряете чувство самосохранения.