Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этого?
– Секс! – закатила она глаза с видом «ну какой же ты тупой». А я не тупой, я так-то даю тебе время на одуматься, между прочим!
– Вот, значит, как? А с кем сделаешь?
– Это ни в коей мере не твое кобелячье дело.
Кобелячье, значит. Сказала наглая сучка, что снимает мужиков на раз в баре.
– Да неужели? Это почему? – Я двинулся опять на нее, но Кэтрин стала отступать бочком. – Потому что ты используешь мужиков только исключительно однократно? Как резинки? Попользовала и в мусорку? Скольких так уже, а?
– Да хоть скольких, в чем проблема? Кто меня об этом спрашивает вообще? – она нахально ткнула в меня пальцем, при этом умудрившись встать так, чтобы между нами оказался стул. – Парень, послужной список чьего члена длиной отсюда и до Канады? И это, блин, мелким шрифтом!
– Ой, вот только преувеличивать не надо!
– Да куда уж мне оценить весь масштаб.
– В любом случае я – мужчина. Который, между прочим, женится на тебе в ближайшее время. А ты девушка.
– И? Если сейчас вякнешь, что то, что нормально для мужика, – несмываемое пятно на репутации женщины или типа того, я тебе реально врежу!
Для подтверждения серьезности своих слов и намерений эта разъяренная оса взмахнула своей увесистой сумочкой, которую так и не выпускала из рук. И тут на пол, прямо между нами, шлепнулся розовый ланчбокс с единорожками.
Розовый? С единорожками? Издеваетесь?
У этой гремучей змеюки и ланчбокс должен быть черный, с костями и черепами!
Я присел, не сводя настороженного взгляда с этой припадочной – ну а как придет ей в голову, что я покушаюсь на ее стройные, загорелые, обтянутые тонким капроном ножки. Чулки или колготки? А трусики сегодня на ней какие? Стринги или бразильские?
Стоять! Не думать в эту сторону!
Подними коробочку и ме-е-едленно вставай. Так медленно, будто в руках у тебя не безобидный бытовой предмет, а готовая взорваться противопехотная мина – нам про такие Рауль рассказывал, было дело.
И тут я вспомнил, что так сегодня и не обедал.
Интересно, что внутри? Цианистый калий, сдобренный мышьяком и крысиной отравой? Надо проверить, что тут у нас. Да, именно у нас. Мы же типа в горе и в радости, в голоде и сытости теперь навсегда? Пока Ронни не решит, что пора уже разлучить нас.
Глядя прямо в глаза прищурившейся колючке, я открыл стремный розовый ланчбокс и понюхал.
Ва-а-а-у-у-у! Вот это аромат!
Желудок взревел, намекая, что хорош пока зрелищ, надо хлеба. И можно мяса.
Ау-у-уч!
Я снова потянул носом, кайфанув.
Еда!
Вкусная!
Ща я ее…
– Отдай! – бросилась на защиту своего голубоглазая жадина, чуть не кувыркнувшись через стул.
– Нет! – отпрыгнул я назад, оскаливаясь, как хищник над добычей.
– Это мое! – топнула ногой Кэтрин.
– Наше! – возразил я.
– Да с хрена ли!
– Потому что… потому что ты теперь типа моя жена и обязана кормить меня!
И потому что жрать хочу аж до мушек в глазах. А тут что-то одуряюще вкусно пахнущее – не какой-то там девчачьей хренью с листиками и веточками, а самым настоящим, мать его, мужицким мясом!
– Отдай, тебе говорят, – притопнула опять ногой злющая-злющая Кэтрин и протянула руку.
Но я уже откусил здоровый шмат обнаруженного громадного сэндвича. И пропал.
– М-м-м… – Так же и кончить недолго.
Дорогу к моему сердцу всегда верно указывал член. Ага. Если вставал, значит, дамочка выбрала правильную тропинку.
Но запах и вкус этого божественного сэндвича неожиданно даже для меня распахнули широченные ворота прямиком в душу. Оказывается, она у меня тоже есть, вместе с сердцем и членом. И сейчас эта самая душа требовала выяснить, где и у кого злюка Кэти украла это сокровище, чтобы в свою очередь украсть производителя этих самых сэндвичей, поработить его (или ее, но это маловероятно, ибо девчонки не умеют ТАК готовить мясо), посадить на цепь в нашем гараже и не отпускать этого чудо-повара до тех пор, пока мы все – а я в первую очередь, как первооткрыватель – не нажремся этой вкуснотищи до отвала. А этого не случится никогда, потому что желудки у нас – ямы бездонные.
– Нет, ну не гад ли ты! Поимел, подставил, еще и обожрал!
– Кто?
– Ты!
– Я спрашиваю, готовил кто?
– Хрен в пальто!
Р-р-р, ай! Больно же!
– Ты укусила меня!
– Я куфала фэндфиф!
– А укусила меня за руку! – Ответом мне было «поделом тебе» фырканье.
– Я!
– Что ты?
– Я готовила!
– Брешешь!
– Да пофел ты! – чавкая укушенным от МОЕГО сэндвича, прошамкала с набитым ртом змеюка. – Я про святое не брешу. А еда, которую я сама готовлю, – это святое.
Это она серьезно? Она сама это готовила? Может, и правда пересмотреть свое отношение к этому чертову фейковому браку? Если там будут ТАК кормить, то я готов побыть гребаным самцом песчанки… или как бишь его там.
– Без балды? Сама приготовила мясо? Такое вкусное! Эй, тут последний кусочек остался!
– Это мой сэндвич!
– Он выпал из твоей сумки в моей комнате! Значит, стал моим!
Да чтоб тебя! Она снова укусила меня за пальцы, чертова дьяволица!
Боль от ее укуса прострелила до самого паха. И едва успокоившийся жилец в ширинке снова запросился на горячую прогулку. Ведьма злодейская, а не змеюка.
Я впился в ее губы, блестящие от мясного сока, кусая и облизывая их, словно в попытке отобрать вожделенный кусочек божественной еды. Но куда там! Она проглотила, не жуя, и вернула мне такой же агрессивный поцелуй-укус, от которого в башке снова забахало, завзрывало и снесло ту, бедную, на хрен.
Рыча и хрипя, я принялся выколупывать Кэт из уродского серого пиджака, в котором она приперлась требовать свою гребаную рекламу. А эта волчица бешеная запустила свои острые когти мне в плечи, с удивительной силой разворачивая и толкая спиной в стену, не разрывая при этом поцелуя.
Твою мать, ну как же эта зажигалка адская целуется! Будто она сама пламя, и в каждом выдохе и толчке дерзкого языка вливает его в меня. Резко отстранившись, Кэтрин лишь мгновение медлила, уставившись мне в глаза своими полыхающими, прищуренными, словно целясь – откуда кусок посмачнее отхватить.
– Один раз! – рыкнула она, рванув мой ремень. – Не вздумай к этому привыкать!
Я стремительно дернулся с места, отбирая у нее инициативу. Развернул к стене, захватывая жадной горстью ее волосы и вынуждая прогнуться в пояснице, прямо как в наш первый раз.