– Да, штаты, провинции и районы практически независимы. У них разные традиции, законы, экономика, разные языки. Но клоны везде одинаковы. Везде они в той или иной степени ущемлены и чувствуют свое униженное положение. Согласитесь, им есть за что ненавидеть человечество. А теперь представьте, что будет, если клоны захватят власть над планетой?

– Даже не представляю. Я мало верю в сильные различия между клоном и человеком.

– Я даже знаю, почему вы в это слабо верите. Рассказать?

– Сделайте одолжение!

(Ох, и сгубит когда-нибудь это упрямство главу общественного комитета района! Ему бы сейчас встать и пойти проверять караулы…). Иоганессу Симу ужасно захотелось курить. Выплюнув последнюю совершенно губительную для себя фразу, он угрюмо уставился на окурок Соммерсета Гида, валявшийся у входа. Рядом с окурком возвышалась скала походного сапога советника юстиции. Сам он стоял со скрещенными на груди руками, опершись спиной о косяк, и ждал рассказа Спилмена Раша. Раш умел отлично рассказывать. Ходили упорные слухи, что он прошел несколько начальных ступеней спецшколы Убийц-разговорников.

– Терраск. Южная провинция. Милый дом, милый край. Босоногое детство, первая сигарета, потеря девственности. Рассказы стариков о стычках с исайями, легенды о Пятне. Господи, какой же мальчишка не трясся от страха, слушая вечером у костра ужасы о Пятне! Одним словом, романтика. И тут начинается восстание Сирвилла Стама. Он назвал свою банду «Оупс-крэкх». Если не ошибаюсь, именно такой звук издает ломающийся позвоночник. Признайтесь, Сим, он ведь был вашим идолом?

Иоганесс Сим с трудом оторвал взгляд от окурка. Никто не знал правду о Сирвилле Стаме. Никто из простых смертных. Те, кто знали, белели костями в шахтах Саппуга. Да, он был мальчишкой. И в тот вечер ушел на луг ловить королевскую саранчу. Всем известно, что перед королевской саранчой не могла устоять ни одна рыбина в Большой Стреле… Его удивил дымок, поднимавшийся из-за обрыва. Он подполз к краю обрыва, свесил голову вниз, чтобы посмотреть, откуда дым. Сырой речной воздух массировал обгоревшие на летнем солнце щеки, достань-трава щекотала шею, прилившая к голове кровь вызывала чувство опьянения. Дым вырывался из небольшой пещеры в известняковой стене обрыва. Пещеру невозможно было разглядеть ни сверху – со стороны луга, ни снизу – берега реки. Цепляясь за корни достань-травы, он спустился как можно ниже и повис почти над самым входом в пещеру. Ели Спилмен Раш сейчас расскажет ему то, что он услышал тогда…

И Спилмен Раш рассказал. Спилмен Раш умел отлично рассказывать.

– В учебниках по новейшей истории Системы о Сирвилле Стаме пишут с негодованием, в котором, однако, можно явственно различить нотки одобрения. Впрочем, разве можно верить учебникам? Вам-то, господин глава общественного комитета района Оз, прекрасно известно, что этот радикал и экстремист никогда не охотился на клонов. Наоборот – он был лидером движения за равные права. Что вы хотите, Южная провинция – родина романтики. Там еще живы традиции Походов за Справедливостью, когда старший сын каждой семьи отправлялся по городам и весям спасать нищих, помогать бездомным, вступаясь за поруганную честь и прочее, и прочее. В Терраске, если не ошибаюсь, и поныне можно встретить нарисованный на заборах символ Справедливости – сердце с надписью: «Не для продажи».

Соммерсет Гид рывком отлип от косяка. Его затуманенные богохульником зрачки выскакивали из глазных яблок.

– Послушайте, Раш, так Сирвилл Стам…

– Да, советник юстиции, да. Сирвилл Стам убивал изначальных.

– Всех убитых потом объявили клонами, – глухо проурчал Сим.

– Вот именно, клонами. Об этом, правда, никто не знает. Не должен знать. Равные права! Очередная утопия. Любой здравомыслящий человек понимает, что равные права – это утопия. Клон, Иоганесс Сим, это не просто копия. Быть клоном – значит быть обязанным. А если вы кому-то чем-то обязаны, вы уже находитесь в неравном положении с этим «кем-то».

– Да, но ведь никто не спрашивает клонов, хотят они появиться на свет или нет, – продолжал упорствовать Иоганесс Сим. На тыльной стороне его ладони уже появилось красноватое пятно, а он все тер и тер набухшую вену.

– А кто спрашивает мнения холодильника или кондиционера? Мы творим, и мы распоряжаемся тем, что сотворили. Хотел бы я посмотреть на вашу физиономию, если бы против вас восстала ваша мебель.

– Люди не мебель.

– Южанина не переделать.

В дверь постучали. Иоганессу Симу показалось, что это заколачивают крышку его гроба. В комнату ворвался поток сияющих пылинок. В дверь просунулась лохматая голова. Лохматая голова огляделась, втянула ноздрями воздух и, выхватив из собравшихся Раша, доложила:

– Мистер Раш, мы привезли его.

Раш недовольно поморщился. Дверь распахнулась, и взорам находившихся в кабинете открылась фигура национального гвардейца в желтой форме. Сзади маячил человек, глаза которого были совершенно безумны. Иоганесс Сим увидел его лишь мельком, но лицо ему показалось знакомым. Спилмен Раш в мгновение ока оказался у двери, загородив своей сутулой спиной и гвардейца, и стоящего за ним человека с безумными глазами. Дверь захлопнулась. Лишенная солнечной подсветки пыль оседала на пол. Соммерсет Гид нехорошо улыбался.

– Послушайте, Сим, – медленно, с трудом произнес Гид, – а вы, часом, сами не клон?

И тут Сим вспомнил человека, которого привел лохматый гвардеец. Это был Алексей Самарин, клон толланской ветви, объявленный объектом экстраординарной охоты вместе с мятежными клонами Альбертом Трэшем, Сэмюэлем Харпером и примкнувшим к ним агентом МБР Эдвардом Шуром. Выводы глава общественного комитета района из этой информации сделать не успел. В комнату снова вошел Спилмен Раш. Он пересек комнату и остановился за спиной у застывшего в ожидании Сима.

– Послушайте, мистер Сим, – произнес Раш и положил руки на плечи главе общественного комитета района. Затем его колено влетело между его лопатками, а руки небрежно, но с какой-то неодолимой силой дернули плечи назад. Затрещал позвоночник. Как будто рвали брезент.

– Оупс-крэкх, – сказал Спилмен Раш и отряхнул ладони.

Даже в пакгаузе, где не было окон, ощущалось, что наступила ночь. Лампочка, свисавшая откуда-то из безумной выси, стала тусклее. Глаза собеседников слипались. Самарин чувствовал, как на его лысом черепе пробивается щетина новых волос. Значит, клетки его организма продолжали функционировать вопреки тому абсурду, который их окружал. Все молчали. Только огонек сигары Трэша поблескивал сквозь хлопья пепла. Временами пепел срывался и планировал во тьму. Тогда огонек вспыхивал ярче и с едва уловимым шумом пожирал очередную порцию зеленого табачного листа. Самарин мотнул головой, поежился липкими от пота лопатками и спросил:

– Кто-нибудь сможет рассказать мне все?

– Ты хочешь знать правду, сынок? – полусонно отозвался Шур.