Они стояли посреди пустого храма. Слышно было, как на улице радостно гомонят воробьи, почуявшие долгожданную весну, и перекликиваются дети отца Петра. На душе у Ангелины было черно от отчаянья.

- Значит вот так? Точка? И никакого многоточия, да? Что же? Теперь никак? Совсем без детей?

- Верьте, надейтесь, молитесь, - тихо и очень ласково произнёс отец Пётр.

Ангелина глянула на него почти с ненавистью. Легко ему, отцу семерых детей, учить их… бездетных… бесплодных. Она отвела взгляд и уставилась в пол, чувствуя, как набегают на глаза горячие слёзы, которые она не смогла бы остановить при всём желании, как обжигающие капли срываются с дрожащих ресниц и тяжело капают на каменный пол храма. Так тяжело, что — казалось Ангелине — она даже слышит стук, когда они разбиваются о старинные каменные плиты.

Батюшка протянул руку и с высоты своего роста нежно, жалеюще погладил её по склонённой голове, поднял лицо за подбородок и вытер мокрые щёки.

Вадим кашлянул и внезапно, запинаясь, тихо спросил:

- А… усыновление? Батюшка, как с усыновлением?

Ангелина дёрнулась и изумлённо уставилась на него.

Отец Пётр улыбнулся:

- Думали?

- Пока нет, но...

- Думать надо. Дело непростое.

- Я слышал, что некоторые священники против усыновления. Говорят, что у каждого свой крест. И брошенные дети должны нести его сами.

- Интересная логика. То есть и больных лечить не надо – болезнь же тоже крест. И женщинам в родах помогать ни к чему. Да и вообще никому и ничем помогать не стоит… - батюшка помолчал. – А как же тот человек, который Христу – Христу! – помог его крест на Голгофу нести?.. Я думаю, это какая-то ошибка.

- То есть… Вы считаете, что можно? – Ангелина ещё не воспряла, не вынырнула из своего чёрного тяжёлого отчаянья, но будто почуяла твёрдую почву под ногами и приготовилась оттолкнуться, рвануться навстречу свету и жизни.

- Можно. Святое дело – усыновление. Но давайте подождём немного.

- Ка-а-ак? – снова чуть не заплакала она, губы предательски задрожали.

- Ребят, ну вы же только начали этот вариант обдумывать. А ведь это дело, хоть и благое, но тоже неоднозначное. Будучи бездетными, муж и жена, возможно, могли бы послужить другим людям. И, кто знает, каков замысел Божий о них. А они изнемогают под крестом бездетности и усыновляют, иногда не понимая, что добровольно берут себе другой, вполне вероятно, более тяжкий крест. - Посмотрев в их непонимающие лица, он объяснил:

- Есть у меня на приходе семья. Одиннадцать лет у них не было детей. Одиннадцать! И они взяли мальчика. Он не инвалид, но ребёнок очень непростой. И мать с отцом ох как часто слёзно молятся о нём. Нелегко им с сыном…

- Но они любят его? – робко спросила Ангелина, боясь услышать «нет».

- Любят, - кивнул отец Пётр, - очень любят. Но это любовь-борьба, любовь-преодоление, любовь-работа, тяжкий труд. Ежеминутно, ежесекундно они бьются за своего сына. Бог милосерден, я верю, что вымолим мы мальчика. Но сколько ещё тяжёлого впереди у этой семьи… Однажды мама мне даже призналась, что в минуты слабости с грустью вспоминает, как легко и без проблем они жили, будучи бездетными… Но, - батюшка вдруг светло улыбнулся, - ни один из них не хотел бы, чтобы в их жизни не появился сын. Вот такой, сложный, не очень здоровый, но всё равно любимый. И они ни о чём не жалеют. Да и, правду говорят: кто без крестов, тот не Христов! И это ведь, как мне кажется, не только и не столько о нательных крестах. Подумайте об этом…

А мы с вами давайте сделаем так: вы читайте, узнавайте, думайте, можете начать собирать документы, там же дело не быстрое. Я тоже буду узнавать, искать ходы-выходы. И приезжайте в следующее воскресенье на службу. После посидим, поговорим, будем готовиться.

… Я понял одну нехитрую истину.

Она в том, чтобы делать так

называемые чудеса своими руками.

А. Грин «Алые паруса"

Через два дня после того, когда Вадим впервые произнёс слово «усыновление», Ангелина, трясясь как осинов лист, пошла в опеку. За эти жалкие два дня она, пользуясь тем, что как раз начались весенние каникулы, вдоль и поперёк прочесала дебри Интернета в поисках хоть какой-то информации. Добытое она распечатывала и вечерами подсовывала Вадиму. Тот ложился в кровать и при свете торшера внимательно читал, что-то подчёркивая ручкой. И каждый вечер они говорили, говорили, говорили… Поэтому в опеку Ангелина отправилась, как она думала, во всеоружии.

Тот день, который она запомнила, наверное, навсегда, день, когда она сделала первый шаг к своему будущему ребёнку, был солнечным и таким тёплым, по-настоящему весенним, что ей стало даже как-то легче от этой возрождающейся жизни. «Мы справимся, - думала она, слушая, как воробьи гомонят в голых кустах, - мы непременно справимся».

Опека располагалась в здании бывшего детского сада. И это тоже показалось ей символичным и обнадёживающим. Народу в коридоре перед нужным ей кабинетом не было. Она, постучав, заглянула и робко спросила:

- Можно?

- Вы по какому вопросу? – поинтересовалась полная красивая молодая женщина.

Ангелина воровато оглянулась – позади было пусто – и тихо ответила, почти прошептала:

- По вопросу усыновления.

- Проходите, - сухо кивнула женщина.

Ангелине казалось, что любого потенциального родителя должны встречать с распростёртыми объятьями, и прохладный приём удивил её. Она вошла, плотно прикрыла за собой дверь и тихонько села, суетливо пристраивая на стул пальто и сумку.

- Так что вы хотели? - по-прежнему сдержанно спросила женщина.

- Мы с мужем хотели бы усыновить ребёнка, - начала Ангелина несмело, - я многое читала и знаю, какие нужны документы... Вот, даже принесла кое-что… частично. Вы не посмотрите?

- Подождите, - впервые чуть улыбнулась инспектор, - давайте сначала поговорим. Расскажите немного о себе.

- О себе? Рассказать? – растерялась Ангелина. – А характеристика? Я вот набросала черновик, там всё есть, - она снова засуетилась, потащила из сумки папку с документами, уронила пальто, подняла его и, покраснев до корней волос, испуганно уставилась на инспекторшу.

- Да вы не волнуйтесь так…

- Ангелина Николаевна, а лучше просто Ангелина.

- Ангелина Николаевна, - кивнула женщина. – Вы мне своими словами расскажите о вашей семье.

- Муж у меня военный. Я – учитель начальных классов. У нас очень хорошая, дружная семья. Но вот детей нет… А мы… Мы очень хотим детей. Есть люди, которые могут прожить без них. А мы не можем, понимаете?