– Можно один, всего один вопрос? – спросил я напоследок.

– Пожалуйста.

– Если бы я стал упорствовать, что бы вы со мной сделали? Ведь у вас был припасен еще один, а может, и не один аргумент?

– Вы правы, – широко улыбнулся Олег. Он впервые позволил себе так непосредственно выразить свои эмоции. – На вас бы повесили убийство киллера. Поверьте, экспертиза неопровержимо доказала бы, что стреляли вы, трех свидетелей и орудие преступления мы бы нашли, и тогда вам волей-неволей пришлось согласиться с нами сотрудничать. Но я был почему-то уверен: до этого дело не дойдет. И, как видите, оказался прав.

– Как все просто, – так же широко, хотя и несколько двусмысленно, улыбнулся я в ответ.

– Как видите. Мы живем далеко не в идеальном мире. Но хочу вас немного утешить: все текущие расходы по операции мы берем на себя. Остальное зависит от вас. Да будет вам известно, призовой фонд боев без правил – полтора миллиона долларов.

* * *

Домой, точнее, в келью я возвращался на трамвае без амортизаторов: зубы мои мелко стучали то ли от вибрации, то ли от страха, и вообще мое состояние иначе как предпаническим назвать было нельзя. Ощущение смертельной опасности, которой я подвергся два часа назад, овладело мной с новой силой и даже превзошло тот жуткий тремор, который мне пришлось испытать под дулом автомата. Я не успел ничего понять, не успел даже как следует испугаться – все разрешилось так стремительно, что страх как таковой остался на поверхности. Он пришел позже. Он всегда приходит позже. Во мне стала постепенно развиваться мания преследования – все вокруг казалось враждебным и глубоко подозрительным. Особенно зловеще выглядел мужичонка, севший в трамвай возле рынка, с отрезанной свиной головой в кошелке. Окровавленные уши свиньи выбивались наружу сквозь крупные ячейки сетки, заплывшие глазки таили в себе какую-то злую иронию, а деформированный, вымазанный в грязи пятак был и вовсе ужасен. Мне почему-то подумалось: именно в таком обличье приходит смерть. Почему сицилийская мафия, объявляющая своим кровным врагам вендетту, присылает им в качестве предупреждения рыбу? Свежеотрезанная свиная голова выглядела бы эффектнее.

Мелькнувший в потоке машин кремовый «жигуленок» немного приободрил меня; знакомая дверца с таким милым сердцу матерным словом была словно дружеский привет, обнадеживающая весточка, знак провидения, хранившего мою заблудшую душу. Олег сдержал свое слово: охрана следовала за мной неотступно – куда я, туда и она.

Как хорошо быть маленьким незаметным человечком, каким-нибудь Акакием Акакиевичем, и ходить по городу, завернувшись в гоголевскую шинель. Все мы вышли из нее. Из нее и из семейных трусов Василия Макарыча Шукшина...

В вагон вошла полная женщина с вычурной, как люстра Чижевского, прической. Где будем делать талию? Она недобро покосилась на меня, очевидно, подумав: «Ну и рожа. Увидишь во сне – не проснешься». Я же пришел к выводу, что для меня она не опасна, хотя в ее прическе можно было припрятать не меньше дюжины тонких стилетов.

Мания преследования, кажется, пошла на убыль, сменившись припадком смешливости. Нервы мои были явно не в порядке: как говорится, я себя чувствовал, но плохо. Наконец, трамвай додребезжал до храма, и я с божьей помощью с него сошел.

Игнатий, которого мне не терпелось как можно скорее увидеть, как назло отсутствовал, отлучившись по неотложным делам, связанным с ремонтом церкви, но служки подтвердили – с утра к нему приходил какой-то человек, по виду очень серьезный и хорошо одетый, и они разговаривали не меньше часа с глазу на глаз. «А, тет-а-тет, как Нельсон с Кутузовым», – непроизвольно хихикнул я и под недоуменные взгляды служителей культа удалился в свою келью. Запершись изнутри, лег на кровать и в который раз попытался сосредоточиться. «Мои мысли мои скакуны», этот одичавший табун, этот рой беспокойных пчел (с чем еще можно сравнить невообразимую кашу в голове, нескончаемый поток бредовых мыслей), эта вакханалия догадок, предположений, гипотез и прозрений – все это никак не хотело выстраиваться в ясную картину моего настоящего и предполагаемого будущего. И тогда я решил плясать не от большого, а от своего маленького, очень маленького «я». Что будет с людьми, которые мне дороги, если со мной что-нибудь случится? Жена моя Светлана останется безутешной, но, учитывая последствия нашей крупной размолвки, продлится это не слишком долго. Возможно, имеет смысл исчезнуть из ее жизни навсегда. Даже если мое маленькое, очень маленькое «я» выйдет из воды сухим, у него есть полное право сменить свою прежнюю фамилию на новую, более благозвучную или, скажем, родовитую. Таким образом, Светлана, как ни грустно мне это сознавать, потеряет в моем лице немного. Но дочь – моя дочь – останется без отца. И эта мысль для меня была невыносима. Теперь Садовский. Я не привык бросать своих друзей в беде. Уверен, они ответили бы мне тем же. Следовательно, предложение ФСБ пришлось как нельзя более кстати. Не знаю, какие монстры и убивцы соберутся в буддийском монастыре, но попытать счастья ради того, чтобы вызволить из неволи Садовского, пожалуй, стоит. Вот только согласится ли помочь Игнатий? Если кто-нибудь из нас дойдет хотя бы до четвертьфинала, заработанных денег наверняка хватит и на выкуп, и на завершение ремонта храма. Этот вариант развития событий привлекал меня еще и тем, что позволял избавиться от абсурдных притязаний моего босса в юбке (теперь уже бывшего босса) и снимал с меня всякую финансовую ответственность, которая исчислялась суммой в несколько тысяч долларов и была эквивалентна тюремному хеппи-энду. Оставалось лишь решить вопрос с сестрой Садовского и через нее договориться с бандитами а) об изменении первоначальной суммы выкупа и б) о его отсрочке. Наконец, последнее. Операция, в которой мне предлагалось принять участие, позволяла увидеться с Анютой, моей солнечной женщиной, и ради этого, ради одного только сладкого мига свидания с ней на непальской (или любой другой) земле, я готов был свернуть горы. Робкая надежда на робкое счастье. На что еще я мог надеяться? На продолжение нашего бурного романа? На какие-то более прочные узы? Иногда я ловлю себя на мысли, как мало в моей жизни любви. Каждодневные обязанности, пустые хлопоты, тщетные усилия наполнить свое существование смыслом – откуда здесь взяться любви? Даже если и промелькнет она случайно, долго не задержится. Любви никогда не бывает слишком много. Ее трудно найти, встретить или достичь, но еще трудней удержать. Я не мог требовать от Анюты слишком многого, не мог рассчитывать на взаимность. За время, прошедшее после нашей последней встречи, за три отнюдь не сказочных года могло многое измениться. К сожалению, вероятность необратимых перемен, особенно в отношении меня, была очень велика. Я никогда не терял голову от любви, хотя и кружилась она изрядно, но потерять Анюту, пусть даже в какой-то несуществующей реальности, не хотел. Наша виртуальная любовь, питавшаяся исключительно воспоминаниями, была чрезвычайно хрупка, и новая встреча могла попросту убить ее.

Я постарался не думать об этом и, прежде чем что-либо предпринять, решил составить список первоочередных дел. Перебрав в уме все пункты в порядке убывания их важности, я понял, что дел у меня не так уж много. Если вычесть завещание ближайшим родственниками, согласно которому моя квартира, все движимое имущество, включая книги, коллекцию солдатиков и кота, отходило к жене и дочери, а все домашние растения и кухонная утварь – теще, то мне следовало написать два, всего два письма. Одно из них было адресовано Светлане.