Молитва закончилась, ближние принялись за еду.

– Уж простите, что небогато, – извинялся староста. – Урожай морозами побило. Вот, репы достаточно только. Недаром Ребедорф[13]так зовется. Но народ, кто победнее, уж голодает… Так что вы, добрые господа, в других домах хлеб не ешьте.

– Полынь? – понимающе спросил Волдо.

– И конопля, и мак – чего только не добавляют, чтобы прокормиться… А у нас хлеб чистый, угощайтесь, добрые господа.

– Скот-то в деревне остался? – спросил Волдо.

– Половину адские твари повырезали, – загрустил староста.

– Овцы есть у тебя?

Лоснящаяся физиономия Олдо сделалась совсем уж скорбной:

– Есть…

– Возьмем овцу для приманки. Сами будем в яслях караулить, чтоб наш запах зверя не отпугнул, – заметив, как затрясся староста, Волдо хлопнул его по плечу, расхохотался: – Не бойся! Воины Христовы с колдунами справляются, а уж с волками легко разделаемся.

– Видит Бог, добрый господин, не волки это!

– Да с чего ты взял?

– Видал я их вожака, добрый господин. Наглый зверь, никого не боится. Однажды ночью слышу – скребется кто-то под окошком. Я свечу зажег, выглянул. А там он… Клыки – вот такие! – Староста показал большой палец. – Глаза огнем горят. А сам с теленка величиной, волки такими не бывают.

– Волк это был, – усмехнулся Волдо. – Просто матерый и раскормленный на вашей скотине. Вервольфы убивают женщин и детей. Вот скажи: у вас хоть одна девка пропала? Или ребенок?

– Нет, Господь в своей милости хранит…

– Значит, это не вервольф. Про них уже лет сто ничего не слышно. Может, вымерли все… Так. Ладно. Вставайте, – скомандовал Волдо. – Пора за дело.

Наступила ночь, черная, непроглядная, диск полной луны занавесили тучи. Ледяной ветер насквозь продувал плащи, швырял в лицо мелкую снежную крупу вперемешку с холодной моросью, приносил из леса отчаянный волчий вой.

Староста, испуганно оглядываясь и вздрагивая, шел впереди, освещал дорогу.

– Вот они, ясли, – признался печально.

В деревянном строении было почти так же холодно, как на улице, остро пахло навозом и мокрой шерстью. Сбоку на насесте дремали куры.

– Там, за перегородкой, что? – спросил Волдо.

– Сено…

– Крыша, смотрю, деревянная. Крепкая?

– Недавно чинили.

– Хорошо. Выбирай овцу.

При виде гостей пять овец, жалобно блея, сбились в кучу.

– Мои бедняжки… – прослезился Одо.

– Вот эту возьмем, самую тощую, – смягчился Волдо.

Несчастное животное привязали к колышку шагах в десяти от яслей. Овца тряслась то ли от страха, то ли от холода: морось превратилась в ледяной дождь, который расквашивал землю.

Староста трусцой вернулся в дом.

Волдо поставил трех лучников на крышу, остальным пока велел ждать в яслях. Ученикам приказал не высовываться:

– Только под ногами путаться будете.

Вчетвером они устроились на охапке соломы.

Вой все приближался.

– Что-то будет, – бормотал Ганс. – Барон, осторожнее. Осторожнее, барон…

– Прекрати! – рассмеялся Андреас. – Подумай, друг мой: что могут сделать мне обычные волки? Они умные звери, боятся людей и близко не подходят, я тоже не испытываю желания к ним подходить. Чего не скажешь о дочке старосты, вот к ней я бы подошел. Милая девица…

Он сладко вздохнул.

– Молчать! – шикнул Волдо.

Вой зазвенел над деревней. Волдо приник к щели в стене, шепнул:

– Идут. Клинок, поглядеть хочешь?

Дан встал рядом. Тучи освободили небо, роняя последние капли дождя. В мутном свете луны бесшумно скользили черные силуэты. Два волка-разведчика сначала обежали улицу, потом подкрались к овце. Та дрожала и блеяла, беспомощно меся копытами жидкую грязь. Волки так же тихо исчезли, но вскоре вернулись со стаей.

«Пять… семь… десять… тринадцать…» – считал про себя Дан. Звери окружили овцу, крупный волк прыгнул на нее, в один укус перервал горло и попытался уволочь. Помешала веревка, волк принялся перегрызать ее под рычание и поскуливание стаи.

– Вперед! – крикнул Волдо и стукнул пикой в потолок, подавая сигнал.

С крыши полетели стрелы. Четверо ближних во главе с командиром выступили из яслей, подняли луки. Один короткий взвизг, другой, третий – волки падали, выли, извивались от боли. Повелительный рык вожака – стая отступила. Несколько черных тел остались лежать в грязи, содрогаясь в предсмертных судорогах.

– Давай! Давай! – кричал Волдо, накладывая новую стрелу.

Еще два волка упали, остальные понеслись прочь, петляя и уворачиваясь от стрел. Больше лучники не сумели достать зверей.

Вожак – огромный, матерый, вдвое крупнее остальных волков, уходил последним. Он остановился, бросил взгляд на тела своих собратьев, потом – на людей. Стрела вонзилась в грязь прямо возле его лап. Волк даже не шевельнулся, продолжал смотреть, будто запоминая обидчиков. Дану вдруг показалось, что горящие глаза вожака глядят прямо на него. Он даже ощутил желание отшатнуться, спрятаться от пронизывающего желтого взгляда. Потом одернул себя: это просто животное…

– А ведь и правда, словно нечисть какая-то… – прошептал рядом Андреас, словно в ответ на его мысли. – Господи, спаси и сохрани…

– Стреляйте в него! – орал Волдо.

Свистнули стрелы, но ни одна не достигла цели: волк был словно заговоренный. Наконец он развернулся и в несколько прыжков догнал стаю.

– Жаль, не смогли вожака достать, – посетовал Волдо.

Он подошел к волкам, пересчитал:

– Семь. Хорошо.

– Больше не придут, побоятся, – заметил кто-то из ближних. – Хитрые звери.

– Не придут. Уж мы позаботимся.

Волдо мечом добил одного из агонизирующих зверей:

– Рубите им головы. Отдадим Одо, пусть насадит их на пики и поставит вокруг деревни. Тогда волки точно больше не сунутся.

Разбуженный староста долго ужасался и благодарил защитников. Ему из-за плеча вторила хорошенькая дочка, даря Андреасу такие восхищенные взгляды, словно это он один голыми руками справился со всей стаей. Барон важно кивал и загадочно улыбался.

– Теперь моему отряду нужно место для ночевки, – сказал Волдо.

– Входите, добрые господа, – запричитал староста. – У нас всем места хватит.

Усталые, промокшие ближние заворачивались в плащи, укладывались на пол.

– Клинок, Ганс, в караул, – приказал Волдо. – А ты куда собрался?