– Конечно, несправедливо, – согласилась тётя Марина. – Но всё-таки мы с тобой договаривались: начинать нужно с себя. Всегда. Если каждый будет себя вести честно и по справедливости, тогда и наступит справедливость для всех. А иначе никак.

– Так она никогда не наступит! – недовольно буркнула Оксанка и демонстративно проследовала на диван, где взялась за книгу. Весь вид её говорил: я читаю, не отвлекайте.

Ярослав перестал понимать, что вообще происходит. Стоял посреди комнаты и пялился на тётю Марину.

Наконец она заметила этот взгляд и сказала, немного подумав:

– Видишь ли, Ярослав… Бедность сейчас стала не такая, как раньше… – Она отобрала у Олежки ножницы, которые вдруг возникли у него в руках как по волшебству, и, привстав на цыпочки, положила на кухонный шкафчик. – Лет сто назад бедные могли действительно голодать и ходить в заплатках, потому что одежды другой нет и купить не́ на что, и было иной раз совсем-совсем негде заработать. Сейчас, конечно, тоже всякое случается, но настоящая бедность в том, прошлом понимании – большая редкость. И это всегда форс-мажор – результат какой-нибудь катастрофы или даже войны, понимаешь?.. Или болезни…

Он, кажется, понимал, хоть пока смутно. Но всё равно торопливо кивнул, потому что хотел дослушать.

– Современные люди редко голодают или ходят в рубище. Ты, наверное, это и сам видишь. Но вокруг нас так много всего… яркого, дорогого, модного… просто глаза разбегаются. И хочется всего на свете. А на всё на свете никаких денег не хватит, даже у миллионера. Вот людям и кажется, что они бедные, понимаешь? Сейчас вот ещё кризис, все стали меньше зарабатывать, а товары, наоборот, подорожали…

Про кризис Ярослав часто слышал от родителей. То есть с ним они это не обсуждали, но во время ночных разговоров на кухне кризис – это была самая главная тема. И он опять кивнул, уже более осмысленно.

– И вот кому-то из-за кризиса больше не хватает на сыр с колбасой, кому-то на новые ботинки, а кому-то – на новую машину. И все чувствуют себя бедными. Хотя тот, кому не хватает на машину, может запросто купить себе пару новых ботинок, и ещё на колбасу останется. Я не слишком сложно объясняю?

– Нет, что вы! – Ярослав замотал головой для наглядности. – Только я всё равно не понял, почему Яна крадёт. Потому что болеет или потому что ей не хватает?

Тетя Марина, подумав, ответила:

– Хочешь честно? Я не знаю. В чужую голову разве влезешь… Но мне почему-то кажется, что правильный ответ «не хватает». И я надеюсь, что это потом пройдёт. С возрастом.

И тётя Марина подхватила Олежку под мышки и подняла на руки – он как раз принялся раскачивать рабочий столик за пластмассовую ногу, и оттуда уже сыпались на пол не убранные после урока рабочие инструменты.

К концу недели у Ярослава образовалась целая большая коробка глиняных свистулек – обожжённых, но пока не раскрашенных. Он сосчитал: сорок птичек. «Со́рок соро́к», – пошутил про них дядя Миша.

Ярослав очень старался, когда их лепил, и с каждым днём они становились всё лучше. Те́льца сделались гладкими, хвостики и клювы аккуратными, а дырочки на спинках, которые для музыки, были проделаны согласно законам строгой симметрии (ну почти). Глиняные птички больше не хрипели глухо, а издавали, когда подуешь, тихий мелодичный свист, и каждая свистулька – вот удивительно! – пела на свой лад, так что во всей коробке не оказалось двух одинаковых. Тётя Марина обжигала маленькие фигурки прямо на плите, в тяжёлой чугунной сковороде с песком, накрыв её высокой кастрюлей, от этого они становились совсем прочными, как самая настоящая керамика.

– Зачем тебе столько? – удивлялась Оксанка.

Но Ярослав только отмахивался.

Он придумал свой план в тот самый день, после разговора с тётей Мариной. И это было просто, как всё гениальное! Она сказала: «Не хватает». Вредной девчонке Яне, приставучей и заносчивой, просто не хватало! Не хватало свистулек и магнитиков, ведь крала она всегда именно их. Крала, чтобы продать и заработать на карманные расходы. Значит, согласно простой логике, если сделать для неё много-много свистулек, столько, чтобы хватило, она перестанет красть! И заработает сколько она там хотела, утаскивая птичек по одной.

Он не спрашивал себя, почему Яна, чтобы получить денег «на карман», действует так сложно. Почему просто не пойдёт и не попросит у родителей? Не думал почему-то и о том, что Яна могла ведь налепить себе свистулек или тех же магнитиков самостоятельно, – уж магнитики совсем простое дело, их можно было буквально печь как блины. Почему-почему… Да не получалось у неё лепить – вот почему! Он, к примеру, рисовать не умел и за это ужасно не любил уроки рисования, когда плоды твоего позора запросто могут видеть все одноклассники, включая девчонок. Да и у родителей просить – дело не самое приятное. То есть они дадут, понятно, но сперва на уши сядут и давай выспрашивать, а зачем, а почему именно столько и именно на это… Будто у человека своих дел быть не может!

Он до сих пор помнил, как его пригласил на день рождения одноклассник Пашка и что из этого вышло. Пашка хотел в подарок вполне конкретный складной нож-брелок, с двумя лезвиями и пилкой-отвёрткой, и в «Союзпечати» около школы как раз продавался такой. Он и стоил совсем недорого, брелок этот самый. Ярослав попросил денег у мамы, и она не отказала, но только велела объяснить конкретно, на что ему деньги. Ну он рассказал (вот идиот!). Тут же начался крик до неба, что детям дарить ножи – это ужас-ужас и она ничего подобного не допустит ни в коем случае! А на следующий день она притащила вместо ножика здоровую коробку с «Монополией» и вся такая прямо сияла: вот, типа, какой подарок крутой!.. Да кому нужна эта «Монополия»? Она у Пашки и так была. Ну хоть бы спросила! Купила бы «Анк-Морпорк» или к «Каркассону» приложение… И стоила эта «Монополия», между прочим, как два с половиной ножика, он посчитал. Ужасно глупо вышло в тот раз.

Вот и у Яны неизвестно, что за родители. Так подумать – если Яну мама, тётя Лена эта самая, через весь музей за ухо таскает, то у такой-то, пожалуй, не попросишь.

Он лепил, лепил птичек для Яны и ставил на подоконник сушиться, потом тётя Марина их обжигала вместе со своими, и он их раскрашивал. Очень хотелось, чтобы они не были похожи на другие свистульки, которых полно продавалось в сувенирной лавочке и на лотках.

Эксперименты с формой не очень удавались – свистульки просто не хотели нормально свистеть, но зато раскрасить их можно было как угодно.

Ярослав вложил в раскрашивание всю свою фантазию. В коробке появились птицы полосатые, как носки Ольки и Олеси, и клетчатые, как кухонные салфетки; чёрные со звёздами, как космическое небо, и ярко-синие (он вспомнил песню о птице удачи «цвета ультрамарин»); жёлтые в оранжевом оперении (одну такую он потихонечку потом подложил тёте Марине, чтобы «нашлась») и в цветочек, в крапинку – какие угодно. А ещё он слепил пять маленьких свистулек и разрисовал их как настоящих трясогузок – светлые грудки, серые спинки, чёрно-белые пёрышки и головки, глаза-бусины.