с волей и остатками разума. И время остановилось, она потеряла ему счет. Нет, она не может здесь больше находиться и вот так сдаться без борьбы этой всепоглощающей беззаботности. Не имеет права. И на миг периодически огромным усилием воли вроде выныривает из этой полудремы, полностью захватившей ее, но тело вновь и вновь предает ее, возвращая обратно. Александра не может не только подняться, но даже казалось пошевелиться не в состоянии. А плед, которым ее укрыл хозяин дома, только сильнее придавливает ее, согревает и в то же время изгоняет остатки совести, которые еще как то пытаются сопротивляться, однако делают это отступая, все больше сдавая свои позиции. Но разве можно их за это винить. Когда сама хозяйка сдалась почти без борьбы окружающей ее неге…

Филатов сидит на ковре возле камина, помешивая в нем поленья, и очевидно никуда не торопится. Он и не думает прогонять гостью, указывать ей на дверь. О такой милости приходится только мечтать. А ведь насколько в этом случае Александре было бы легче. Его все устраивает и он знает, что делает. В этом не приходится сомневаться. Лицо хозяина дома задумчиво и также он смотрит на Александру, периодически поднося бокал с коньяком к губам, словно что то решая для себя при этом. Она должна, просто обязана воспротивиться этому взгляду, слишком уверенному и почти безжалостному в данной ситуации, но не может. Все это неправильно, так не должно быть. Она сильная и не сдастся без борьбы. Но на самом деле уже сдалась, потому как даже просто отвернуться не в силах. А он продолжает смотреть на нее так, словно знает все про нее и про ее борьбу с самой собой, но ясно, что помогать даже не собирается. И очевидно уверен, что победил и возможно именно поэтому не торопится, смакует этот момент, словно коньяк с видом знатока. А ей неприятно отчего-то от этого, подобная игра Александре не нравится. Он чувствует в данный момент свою власть над ней и умело ее использует, почти изощренно. Следит за ней словно сытый кот за глупой, загнанной в угол, испуганной мышкой. Терпеливо ждет, когда она окажется на самом дне, чтобы даже усилий не надо было прилагать. В конце концов, он не имеет права. И от осознания этого и обиды ее глаза увлажнились, придав им еще больше очарования, что не дает ей не единого шанса перед ним. Впрочем, похоже у них у обоих нет этого шанса.

Александра, глядя на мужчину из-под полуопущенных ресниц, усиленно пытается хоть за что-то зацепиться своим ускользающим сознанием, найти маломальски надежную опору, но у нее ничего не получается. Хозяин дома и его вид не дают ей возможности сопротивляться. Рита права, он хорош, слишком хорош… На нем старые потертые джинсы, белая хлопковая рубашка, небрежно расстегнутая на груди, а на лице легкая щетина, делающая его образ более притягательным. А этот взгляд серых глаз, он не придавливал, он завораживал, затягивал в глубокий омут невероятных ощущений. И такой обещающий… Кто перед таким устоит? никто. Не стоило и обманывать даже себя.

И все же Александра делает попытку подняться. Ей надо домой, обязательно надо домой. Только там она сможет укрыться, спастись. Это единственное о чем она сейчас в состоянии хоть немного трезво подумать. И у нее даже почти получилось. Она на ногах, хотя ее и пошатывает слегка, да что говорить, хорошо так штормит. И совсем не от выпитого. Сейчас главное выйти из этого чертова круга, который он вокруг нее начертил своим вниманием и заботой, а еще чертовским настоящим мужским обаянием. Надо непременно найти свою одежду. Пусть мокрая, неважно. Да в конце концов, плевать на одежду, она и в халате готова уйти отсюда, сбежать. Еще немного и окончательно потеряет себя, не до шмоток. Но она опоздала, слишком поздно… Филатов также поднялся и не торопясь подошел к ней. Она как завороженная смотрит, как он протягивает руку к ней и поправляет прядь волос, и почти тут же притягивает Александру к себе. И делает это уверенно и, не скрывая своих намерений. И, слава богу, на его губах нет насмешки. Вряд ли она бы выдержала подобное. Пусть и совсем не много, но он все же щадит ее гордость, от которой уже практически ничего не осталось.

- Мне домой надо, - произносит она шепотом и почти умоляюще смотрит в его глаза, но при этом знает, что сейчас каждый сам за себя. Он не отступит и не услышит ее. Даже просить не стоит… Что только подтверждается его молчанием. Слова ни к чему. Все уже решено где то там, без их согласия. Остается только подчиниться. Что она и делает, когда он целует ее. Сразу напористо и неумолимо. А потом подхватывает на руки и несет в спальню.

Сознание выхватывает только моменты, не складывая их в общую картину, почти клиповое. Вот она уже обнаженная на кровати, а вот уже он нависает над ней и целует, все также не торопясь, смакуя ее чуть припухшие губы, прокладывает своими губами дорожку к ее груди, болезненно сжимает ее одной рукой, ласкает, отчего она тут же выгибается не в силах подавить чуть слышный стон и теряет остатки разума. Все словно в бреду, сознание путается, подводит свою хозяйку. И только одно бесконечно и незыблемо, это удовольствие, которое он дарит. Филатов точно знает в этом толк. И она уже окончательно сдается. Сама, без всякого давления с его стороны. И хорошо понимает это. Потому как в какой то момент сама притягивает его за голову и целует и также сама слегка подается навстречу, обхватывая его ногами, все разрешая ему, и почти направляя. А он и не думая сомневаться в своих действиях, входит в нее одним мощным толчком, почти не щадя и показывая, что в направлении не нуждается. И последующие его движения под стать, немного эгоистичные, резкие. Впрочем, Александра бы слукавила, если бы заявила, что не знает, с кем собирается лечь в постель. И судья внутри нее вряд ли бы принял во внимание, что причиной всему ее сознание, затуманенное алкоголем. Оправданий, в которых она так нуждалась, у нее не было. Она окончательно отступила, сдалась. И даже сама себе вопроса не задает, что же ты делаешь? Потому как хорошо понимает, что в данный момент, наверное впервые за долгое время, делает то, что хочет. И то, что делает он, ей тоже определенно нравится…

Проснувшись рано утром