пор, как Мироздание отозвало аванс, и я стал таким, каким и должен быть в свои годы, единственное, для чего я живу — это они.

Вино делает меня сентиментальным.

* * *

С утра Нагма утонула в интернете — сканирует свои рисунки, выкладывает их на каких-то онлайн-тусовках для художников. Собирает урожай социального груминга. Она там «загадочная звезда» — появляется редко, но зато метко. Её работы ждут, и шквал восхищения в комментариях отчасти компенсирует ей выключенность из общественной жизни сверстников. Вон, сидит перед монитором, довольно щурится — купается в заочном одобрении. Хейтеров, с её слов, тоже хватает, зависть никто не отменял, но их она величественно игнорирует.

— Народ трепещет? — спрашиваю я. — Все ли пали ниц к твоим ногам?

— Всего три признания в любви, — хмыкает моя белокурая сердцеедка, — но день только начался! И да, я помню о сетевой безопасности! Димка мне всю голову ей проклевал!

— Дима знает, что говорит.

— Я в курсе, пап. Я не дурочка.

— Извини, — целую дочь в макушку, краем глаза наблюдая поток сердечек, осыпающий мой сделанный карандашом портрет. Не нынешнего меня, а шестнадцатилетнего. Растрёпанного пацана с упрямым и слегка растерянным лицом.

— Не подсматривай! — Нагма сердито захлопывает крышку ноута.

— Я не специально, извини. Хорошо получилось. Скучаешь по «братцу Доку»?

— Иногда, — призналась она. — Ты был тогда таким… моим.

— А сейчас нет?

— Сейчас всё не так.

— Ты выросла. Я постарел. Так бывает, колбаса.

— Я знаю, пап. Это всё было ужасной ошибкой. Но я рада, что у меня однажды был офигенный брат.

— Ты тоже была отличной сестрой. Поехали в город?

— Зачем?

— Надо купить тебе одежды с запасом, ты растёшь как бамбук.

— А, точно. И рисовалок всяких побольше. А то там, небось, нормальных лайнеров не сыщешь. Этот как его… На «М»…

— Мейсер?

— Он самый. Говорил, что надо будет много рисовать, но я не очень поняла зачем.

— Я тоже не вполне. Но тебя же не напрягает?

— Не, я люблю рисовать. Помогает кукухой не двинуться. Ладно, поехали. Потом дочитаю, какая я великая художница!

На улице в Нагму вцепилась Онька, пришлось везти в город обеих девчонок. Кормить мороженым в кафе, шопить по магазинам и так далее. Хитренькая Ония своего не упустит! Впрочем, мне не жалко. Моя офицерская ставка плюс полторы доли как замкомандира — это весьма прилично, а тратить мне не так чтобы есть на что. В кафе Нагма зазвала своих бывших одноклассниц, с которыми поддерживает периодические, но приятельские отношения, и эта стайка чирикающих девиц протрындела мне голову насквозь.

Так и прошла неделя. Я возил Оньку в школу, разгрузив Дмитрия, выгуливал в городе Нагму, помогал Алиане закупать продукты для наших переборчивых девиц, сопровождал так и не научившуюся толком водить машину Лиранию в закупках одежды. Кроме этого только купался в море и жрал от пуза. Алиана, кстати, отлично готовит. Ярк успел меня подзабыть, поэтому сначала слегка дичился, но потом привык и снова принял тот факт, что у него есть «деда Док». В общем, чувствовал себя этаким бодрым пенсионером в кругу семьи. Не самое плохое ощущение.

Неделя пролетела моментально, и Слон, заявившийся, как обычно, из моего гаража, напомнил об этом со всей определённостью.

— Ну что, отвальную? — потёр он руки, принюхиваясь к запаху с кухни. — Или сразу по машинам?

— Давай уж отвальную, — сказал я с досадой. Не наотдыхался что-то.

— Тогда сегодня пьём, а стартуем с утра, — согласился командир. — Мне тоже хочется выдохнуть. Суеты было — ты себе не представляешь!

— Ты это любишь, — буркнул я мрачно.

— Я это умею, — поправил меня Слон. — Поэтому я командир. А люблю я деньги, женщин и выпить. Простой я человек, Докище. Незамысловатый.

Ага, конечно. Не знал бы его почти полвека — поверил бы.

Слон безупречно весел, непрошибаемо позитивен, пьёт, шутит, подначивает Димку, символически заигрывает с Алькой — в общем, как всегда. Но мне отчего-то кажется, что он напряжён.

— Что не так, Слоняра? — спросил я его, когда все разошлись и мы остались вдвоём.

— Чувствуешь?

— Давно знакомы.

— Не знаю, Докище. Не могу ткнуть пальцем и сказать: «Вот оно!»

— Интуиция?

— Жопочуй, ага. Слишком всё хорошо начинается. Слишком просто. Не к добру.

— И только?

— Не только.

— Говори уже.

— Не хотел тебя пугать…

— Да Слон, блин! Я тебе что, барышня на сносях? Рожу с перепугу?

— С тебя станется… В общем, искали твою белобрысую.

— Кто? Где? — я аж протрезвел.

— Помнишь отмороженную бабу на пикапе с пулемётом? Подружку настоящего папаши твоей дочурки ненаглядной?

— Смутно. Видел её пару раз, и то мельком.

— Дык вот, она к нам на базу вчера заявилась. Искала тебя и Нагму. Джабба её чуть в расход не списала, потому что какого хрена? Считается, что никто чужой не знает к нам дороги, и гостей мы не ждём. Но я вовремя вернулся, так что разрулили.

— И чего ей от нас надо?

— Не сказала. Тебя дожидается. Но мне это трындец как не нравится, Докище. Потому что если она нас нашла, то кто ещё найдёт? Ты уж спроси у неё, при случае, кто ей дорогу подсказал.

— Спрошу. У меня так-то вопросов поднакопилось, знаешь ли.

— Ладно, давай по последней и спатеньки. С утра выдвигаемся. Сначала на базу, а потом и далее. Сигнал от Мейсера пришёл, нас ждут.

Глава 5. Влияние артиллерии на архитектуру

— Прости, забыл, как тебя зовут, — сказал я нервной чернявой девушке в тёмных, похожих на сварочные очках.

— Аннушка, — она сняла очки, открыв избыточной синевы глаза.

Смачно сплюнула под ноги и растёрла плевок стоптанным берцем. Очаровательная простота манер.

— Зачем ты меня искала, Аннушка? И как нашла?

— Пусть твой командир не напрягается, я — это я. Так искать больше никто не умеет.

— Вряд ли его успокоит такое объяснение.

— Да мне как-то пофиг его спокойствие.

Девушка одета в пыльную куртку, потёртые драные джинсы, волосы растрёпаны и спутаны, на руках смазка, на лице грязь.

— Тебя что, Джабба в душ не пустила? — спросил я.

— Джабба —