– Я всех опросила – никто ничего не выбрасывал. Сделай запрос – пусть новый документ вышлют.

– Ну, что Вы, Лидия Семёновна! В войну там всё разбомбило. Да и пока пришлют… Может, какую-никакую справку сделаете?

– Ну, ладно, подумаем с директором…

Больше на тему свидетельства об окончании семи классов с нею не заговаривали. И вот, наконец, последний день занятий! После торжественного собрания вручали дипломы. От значительности момента Амалия заплакала: она – и диплом, и почти что «красный»!.. По дороге домой всё думала, куда бы устроиться. Свернула в свой переулок. На брёвнах с кем-то судачила у ограды соседка. Лица обеих женщин – задумчиво-напряжённые.

– А вот и бухгалтер лёгок на помине! – оживилась соседка. – Хвастай документом! Покажь оценки-то!

Маля подошла, показала – всё больше пятёрки.

– Знакомься – моя давняя подружка Марья Николаевна, главбух Западно-Казахстанского железнодорожного участка по лесонасаждениям. У них второй бухгалтер ушла в декретный отпуск. Замену ей ищут – может, пойдёшь?

Мистика!.. Думала-гадала, куда б устроиться, а тут работа сама её ищет. Не она – её сватают! Так удачно рулетка ещё не играла, и от неожиданности Маля растерялась:

– Так у меня ж практики нет!.

– Заодно и практику получишь.

В разговор вмешалась незнакомка.

– Временно, на два года, никто не хочет устраиваться.

– А я согласна! – боднула Маля так, что шапка пышных волос заколыхалась, и женщины рассмеялись.

Через месяц Амалия уже всё, как семечки, щелкала, так что на неё не могли нарадоваться. Начисляла ли зарплату, выдавала ли и оформляла документы – всё к сроку, правильно и без напоминаний. Подошло время ухода, отпускать её не хотели.

С рудника к тому времени перебралась в Актюбинск и мама Рита с сыном, так что жили теперь все рядом. В 1976-м подошёл пенсионный возраст Маргариты, и Амалия отправилась в пенсионный отдел оформлять матери пенсию – заодно проверить и свои документы. И узнала новость, от которой потеряла покой: если к её стажу за отработанную на руднике вредность прибавить ещё два года «за вредность», на пенсию можно будет уйти на пять лет раньше – не в пятьдесят пять, а в пятьдесят!..

Заманчивая перспектива личной свободы не давала покоя. И она сделала то, на что бы не всякий решился, – оставила престижную бухгалтерию и на заводе «Актюбсельмаш» освоила вредную профессию гальваника.

После обработки в бензине, каустике, соляной кислоте и специального покрытия невзрачная, маслянисто-грязная фурнитура становилась неузнаваемой. Глядя на продукцию станка, что выплёскивал волшебные блестящие детали, она забывала о вредности и тяжести труда.

– Какие были грязные, а какие стали! Игрушки – да и только! – восхищалась она конечным продуктом.

Старшая дочь Нина, что оканчивала десятый класс, отличалась математическими способностями, как и покойный Сашенька. Она списалась с Московским институтом электронной техники (МИЭТ) и весь год отправляла туда контрольные. В итоге получила приглашение на место в общежитии со стипендией. Счастливым родителям казалось – они выиграли лотерейный билет.

Кроме математических способностей, дочь была ещё и спортивной: в детской юношеской спортивной школе (ДЮСШ) с пятого класса занималась гандболом – выступала в роли вратаря. Тренер был строгий, и команда завоёвывала обычно призовые места. Затем он уехал, и про спорт на какое-то время было забыто. В десятом классе пронёсся слух, что бывший тренер выступает судьёй в матче Киргизия-Казахстан. Прошло какое-то время, и Нина получила неожиданное приглашение выступить в роли запасного вратаря.

Между ученицей и тренером, что проживал в городе Шевченко, завязалась переписка. Кандидат на золотую медаль, Нина сдала последний экзамен, но рассвет встречать не стала и втайне от родителей отправилась в гостиницу к тренеру, что приехал к выпускным экзаменам. Амалия работала в ночную смену, Сашко спал, и, когда утром обнаружилось исчезновение дочери, оказалось, что она улетела в Шевченко с одноклассницей – будущим капитаном команды.

Амалия требовала вернуться, но Нина убедила родителей не беспокоиться: живёт, мол, в гостинице на полном гособеспечении и занята любимым делом – подготовкой к соревнованиям. И, действительно, через десять месяцев в городе Фрунзе состоялся матч, в котором они одержали победу. Однако у тренера на девушку были виды не только, как на вратаря: он ждал её совершеннолетия, и, как только оно наступило, склонил к замужеству.

Московский институт был перечёркнут, и образовательный финиш Нины свёлся к факультету гидрогеологии в Алма-атинском политехническом институте. В результате устроилась, как и мать, на вредное производство – в лабораторию по исследованию урановой руды. Мать ругалась и переживала: дочь пренебрегла жизнью в столице и возможностью сделать карьеру.

Лично у Амалии два года вредного производства подходили к концу. Наконец-то можно было и отдохнуть, и она с согласия Сашка уехала с Леночкой на Украину— в Житомир в гости к подруге.

И, как в другой мир, попала. Из сухого, горячего и пыльного Казахстана переместилась в край благородно-нежного тепла и щадящего солнца. Красивые и важные, как каштаны, люди восхищали уверенностью, рынок – фруктами и приятной дешевизной.

Вечером с подругой вспоминали, как они в Актюбинске работали в детском саду, когда доставали всё из-под полы и по талонам.

– Да-а, ты райское место нашла, по-хорошему завидую.

– А ты не завидуй – оставайся. Сестра вон комнату сдаёт, найти работу – не проблема.

– Да я-то с удовольствием: Украина ж – моя родина. Надо с Сашко посоветоваться.

– А чего советоваться – он, думаю, только «за» будет.

– Не знаю, столько лет о своём доме мечтал! Только отделали – и бросать? Нелегко это – сама знаешь.

– В Актюбинске зарплаты маленькие, климат опять же – не подарок. Всё дорого. Чего раздумывать?

– Ну, тогда с работой помоги. Найду работу – может, и Сашка́ перетяну.

Подруга советовала общество слепых:

– Им нужны рабочие. Да и квартиры строят там быстрее, чем в других организациях.

Директор, не колеблясь, принял Амалию без документов. В телеграмме мужу она убеждала его как можно скорее уволиться самому и уволить её.

Сашко́ снова не поверил, думал – разыгрывает.

Она попросила отгулы, оставила Леночку на подругу и уехала в Актюбинск. Увольнять Малю не хотели, пришлось отрабатывать положенные по закону двенадцать дней – время, в течение которого склоняла СашкА на продажу дома и переезд.

Он не соглашался.

В Житомире меж тем набегали прогулы – ей грозило увольнение. Спасло, что в декретный отпуск уходила одна из работниц, и Малю приняли с испытательным сроком на место беременной. Всё складывалось хорошо – плохо было главное: прикипевший к дому Сашке не хотел покидать Актюбинск. И она уехала без него.