а репрессии достигли своего предела, Симон Кимбангу сделал крутой поворот, чтобы вывести народ из-под прямого удара, оградить его от тюрем и наказаний. Он выступил с проповедью: человек дороже любых денег. Откупайтесь от бельгийцев и отдавайте им все, что они просят. Оставьте при себе ваши сердца. Богатство, как и власть белых, непрочны: и то и другое исчезнет, как только восстановится справедливость.

Колониальные власти, затратив десятилетия на борьбу с кимбангизмом, убедились в невозможности уничтожить движение: временами оно шло на убыль, чтобы затем вспыхнуть с новой силой. Мощные демонстрации состоялись в Катанге, когда скончался Симон Кимбангу. Его сторонники добились выдачи тела покойника: в торжественной обстановке гроб Кимбангу был доставлен в деревню Нкамба. В процессии принимали участие десятки тысяч африканцев — преимущественно крестьян. Верующие не расходились: они ждали воскрешения пророка…

В 1956 году в Нижнем Конго был создан совет кимбангистов, который направил в Организацию Объединенных Наций меморандум с требованием лишить Бельгию и Португалию права на владение конголезской землей. Кимбангисты просили ООН дать согласие на формирование национального африканского правительства во главе с… Симоном Кимбангу. Идею создания правительства, во главе которого стоял бы ушедший из жизни человек, никто не мог понять, кроме самих конголезцев.

Незадолго до провозглашения независимости кимбангисты получили разрешение на открытую деятельность. Сын Кимбангу — Жозеф Диангиенда был объявлен главой церкви. Его помощник Эммануэль Бамба стал сенатором от леопольдвильской провинции: он был выдвинут партией АБАКО. И тот и другой — близкие друзья Жозефа Касавубу. Большие деньги, выручаемые церковью, шли в кассу АБАКО. Святую воду и святую землю из Нкамба, родины пророка, распродавали верующим.

Ассоциация народа баконго по унификации и сохранению языка киконго (АБАКО), организационно оформившаяся к 1950 году, с самого начала своего существования заявила о себе как организация племенного, сепаратистского толка. Представители племени бангала, выходцы из Верхнего Конго, лучше других преуспевали на колониальной службе: в Леопольдвиле бельгийцы доверяли им административные посты, назначали учителями начальных школ, смотрителями в миссиях и даже помощниками бельгийских комиссаров. Таким образом, колониальные власти сталкивали два племени: чернорабочими баконго распоряжались пришлые бангала. Чужаки стояли ближе к бельгийцам, а их лидер — Жан Боликанго пользовался расположением губернатора.

В 1954 году председателем АБАКО избрали Касавубу. Он пошел на тесный союз с кимбангистами и стал их доверенным лицом: авторитет, нажитый движением Симона Кимбангу, механически переносился теперь на малоизвестного защитника языка киконго. Но политическому лидеру надо было чем-то заявить и о себе лично. Благоприятный момент представился, когда бельгийский профессор Ван Бильзен обнародовал нашумевший «Тридцатилетний план освобождения Бельгийской Африки». Он вызвал критику с двух сторон. Колониальные круги подняли на смех пророчества ученого, считая, что предлагаемый срок недостаточен для того, чтобы колония созрела для самоуправления. Среди конголезцев тоже не было единства относительно плана Ван Бильзена. Издатель ежемесячника «Консьянс африкэн» Жозеф Илео не замедлил высказаться в поддержку профессора.

Тогда на сцену вышел Касавубу. В августе 1956 года он созвал совещание руководящих деятелей АБАКО и выступил перед ними с речью.

— Бельгийский профессор, — заявил он, — предписывает нам, конголезцам, свои законы, навязывает свои взгляды, хотя никто из нас не просил его об этом. Профессор может заниматься теоретическими упражнениями сколько ему заблагорассудится. Чаша терпения нашего народа переполнена. Тридцать лет — это срок жизни еще одного поколения конголезцев, которые будут по-прежнему работать не на себя, а на бельгийца. Мы требуем независимости немедленно!

Открытый вызов, брошенный Касавубу бельгийским колонизаторам, возымел свое действие. Власти пошли на уступки. Обычно бургомистры, полномочия которых были весьма ограничены, назначались генерал-губернаторством. Однако на первых выборах, задуманных как показательные, АБАКО, пользующаяся поддержкой кимбангистов, провела в бургомистры Жозефа Касавубу. В апреле 1958 года он стал во главе общины Дендале. Приступая к исполнению новых обязанностей, лидер АБАКО заявил о необходимости проведения всеобщих выборов и установления внутренней автономии. Он потребовал вывода с территории Конго всех бельгийских служащих и частных лиц.

В то время в Нижнем Конго распространялась легенда о том, что Касавубу — брат Симона Кимбангу, что дух умершего пророка переместился в тело ныне здравствующего бургомистра коммуны Дендале. Король Каса, как называли Касавубу, постепенно выходил из улитки баконго…

Жозеф Касавубу, тесно связанный с кимбангизмом, охотно шел на контакты и с представителями других религиозных течений, которые существовали и в самой Африке, и за ее пределами. Одно время он увлекся бухманизмом. Томик избранных работ Бухмана, создавшего еще в 20-е годы «Оксфордскую группу» из студентов-протестантов, лежал на рабочем столе Касавубу. Президенту АБАКО импонировало учение о необходимости возврата к пуританским Нравам. Сам Бухман, опираясь на так называемый психоанализ философа Фрейда, практиковал душеспасительные беседы с людьми, совершившими те или иные проступки. Такого рода «душевная хирургия» поощрялась и колониальными властями. Деятели международной организации «Моральное перевооружение» довольно прочно обосновались в Конго: они имели свой штаб, располагали радиостанцией, которая вела передачи на всех основных языках страны. Бухманисты передавали и заявления Жозефа Касдвубу, касающиеся борьбы конголезского народа за независимость. В беседе с делегацией «Морального перевооружения» он сказал: «Вы нашли секрет освобождения Африки».

Общение Касавубу с бухманистдми Лумумба расценивал как тактический ход политика, не пренебрегающего никакими силами, способными оказать услугу освободительному движению.

— Я готов вступить в союз с самим дьяволом, — говаривал и сам Касавубу, — если это приблизит нашу независимость, если такая сделка поможет нам избавиться от бельгийцев.

Лумумба принадлежал к тем конголезцам, которые соглашались с Касавубу, верили в него и считали президента АБАКО убежденным и непримиримым противником колониальной системы. Лумумба знал его уже несколько лет. Касавубу не оратор, не трибун. У него скрипучий тихий тенорок. Может битый час сидеть в одной позе. Лицо африканского будды. Свой разговор он уснащал африканскими пословицами. Кимбангисты преподнесли ему однажды подарок — сделанную из глины раковину улитки, внутри которой находилась какая-то жидкость, изготовленная фетишистами. С этим даром он не расставался. Перед полетом в Аккру Лумумба видел ее на столике Касавубу на том же месте она стояла и сейчас. Лумумба заходил тогда, чтобы договориться о совместной поездке в столицу Ганы, на что раньше соглашался Касавубу. Но перед самым отлетом вдруг заявил, что не сможет покинуть Леопольдвиль и что вместо него в Аккру отправится его представитель…

Касавубу вышел из-за стола, приветствуя Лумумбу.

— Перед тобой был у меня бельгиец, мой предшественник, — начал он. — Еле выпроводил. Они становятся философами, рассуждают о природе власти. До этого я что-то не замечал у них такой склонности. Этот субъект доказывал мне, что, допустим, нас с тобой, если мы когда-нибудь станем правителями Конго, африканцы будут так же ненавидеть,