– Это вам, – сказала Серафима и положила на стол меховое что-то.

Мех был красивый и такой густой, он отблёскивал и манил пальцы зарыться. Малка ещё ни разу не видела мех так близко, только на проходивших мимо богатых симбирских дамах. Она растерялась.

– Вы, Амалия, не стесняйтесь, берите, я же вижу, как вы мёрзнете, а у меня ещё есть, это епанча, это из соболя, почти новая, я её почти не носила, – говорила не останавливаясь Серафима, она боялась, что Амалия её перебьёт, и торопилась.

Растерявшаяся Амалия поблагодарила и даже что-то сказала про сегодняшний праздник Крещения. Рядом со столом стоял ещё один стул. Серафима присела на краешек, сложила руки под животом, и они проговорили всю ночь.

Быховский смотрел на прапорщика Жамина. Перед ротмистром сидел красавец, вновь испечённый обер-офицер с иголочки.

Ротмистр давно уже обвыкся в полуфронтовых, полутыловых условиях. Фронт стоял рядом в нескольких десятках вёрст, но штаб фронта располагался в центре Риги в красивом новом здании, в котором до войны заседал окружной суд.

– Что же мне с вами, голубчик, делать?

Жамин смотрел на ротмистра.

– Вы – есть, отряд – набран! А никого на командира отряда мне не присылают…

Жамин не сводил глаз с ротмистра.

– Если бы вам подучиться немного… – Ротмистр увидел в глазах прапорщика удивление, искорка выскочила на мгновение. – Я знаю из вашей аттестации, что у вас по уставам и воинским уложениям везде «отлично», но здесь другой коленкор, вы бы и могли командовать, хотя бы временно, но сейчас положение военное и уложение военного времени… Приказ № 290 проштудировали?

– Так точно, господин ротмистр, – отчеканил Жамин и попытался встать. Быховский движением руки остановил его.

– Н-да-с! – Произнёс ротмистр и поджал губы. – Это хорошо-с, а вот я вам дам несколько бумаг, прочитаете здесь, и тогда поговорим…

Ротмистр поднялся, выбрался из-за стола и пошёл к сейфу, расположенному в углу кабинета. Ротмистр был в домашних туфлях на босу ногу, галифе ниже колен туго обтягивали его плотные икры и свисали на мягкий ковёр длинными синими штрипками, а из-под галифе высвечивали белые кальсоны и тоже висели штрипками, белыми.

– Вы извините, прапорщик, что я в таком виде, – виновато оглянулся ротмистр на Жамина, – сутками в сапогах, ноги страшно потеют, прямо скисли, так что не обессудьте.

Жамин понял, что ротмистр сидел за столом без сапог и тут же вспомнил, что, когда вошёл в кабинет, его удивил кислый запах, хотя форточка была открыта.

Ротмистр дошёл до сейфа и стал рыться. И у Жамина состоялось такое впечатление, что всё в кабинете, что можно было увидеть, имело вид бо́сости и ки́слости. Вот сейчас бы он позвал денщика, дал бы ему указание, и через час ротмистр мог бы зайти в свой кабинет и не узнать его, в хорошую, конечно, сторону. Но, скорее всего, ротмистр нагнал бы в шею и Жамина и денщика, и через некоторое время кабинет снова приобрел бы нынешний вид и… запах.

«А ещё дворянская порода!» – подумал Жамин и щелчком сбил с рукава пылинку, которой на рукаве не было. Тот подпоручик-попутчик называл такие воображаемые пылинки «парижскими»! Высший шик! А если начать сбивать с ротмистра перхоть, с его плеч, то пальцы онемеют, веник обломится, и рука отсохнет, не зря всё, что было надето на ротмистре выше поясного ремня, имело блёклый, выцветший вид вместе с перхотью.

– Вы, прапорщик, не обращайте внимания, без бабы я тут, в смысле без жёнки, она бы содержала меня в полном порядке, а всякий денщик – сволочь и полагается быть на передовой.

Жамин аж вздрогнул, ротмистр будто прочитал его мысли, и он глянул на свои сапоги, которые так блистали, что в них даже что-то отражалось.

– А вы, прапорщик, просто молодцом, молодцеватый вид – пример для подчинённых! Вот… читайте… Если поймёте, что тут написано, буду за вас ходатайствовать…

Ротмистр не успел закончить, как в дверь постучали, и он крикнул «Войдите!». Вошёл дежурный офицер связи с папкой, посмотрел на Жамина, но тот сделал вид, что занят чтением, и для верности даже стал шевелить бумаги. Дежурный офицер прошёл к столу и положил папку, на папке Жамин искоса глянул и кверху ногами выхватил «Быховский», значит, папка была именная. «Надо бы заказать такую, тока из кожи, настоящей!» Папка ротмистра Быховского была простая картонная. Быховский открыл, взял из папки лапшу телеграфной ленты, начал было читать вслух, но украдкой посматривал на Жамина. Жамин своей украдкой это увидел. Дальше ротмистр читал молча. Когда дочитал, подпоручик подал журнал, ротмистр расписался, и подпоручик, забрав папку, уже пустую, вышел. Ротмистр встал, отнёс ленту в сейф, запер, потом открыл, забрал из рук Жамина бумаги и тоже запер их в сейфе.

– Вот что, голубчик… вы же из двадцать второго драгунского Воскресенского?..

– Так точно! – отчеканил Жамин, не понявший ничего из того, что только что сделал ротмистр.

– Ну и ладно… А ваш-то где отряд сейчас дислоцируется… в смысле, располагается?..

Жамин знал слово «дислоцируется».

«Проверяет меня, што ли?..» – с некоторой обидой подумал он на ротмистра.

– Вы не обижайтесь, прапорщик, у меня тут знаете, сколько народу всякого бывает, приходится деликатничать со словами…

Тон ротмистра был ласковый, но Жамин всё-таки обиделся, успел, и уже был уверен, что ротмистр читает его мысли как по писаному, и тогда Жамин понял, что это для него тоже урок, как те уроки, которые он воспринял от подпоручика-попутчика, только уроки бывают разные.

– У нас тут госпиталь полнёхонек, кого только нет, самострельщики разные, па́лечники. Вы знаете, кто такие па́лечники?

Ротмистр злил Жамина, так злил, задавал ему вопросы и не давал ни на один ответить.

– Отряд, ваше высокоблагородие, дислоцируется в сорока верстах западнее Риги, в местечке Сыгу́лда…

– Сигулда, – поправил ротмистр, – красивое место, а вы молодцом, прапорщик, молодцом, ничего не скажешь!.. А?..

– А про па́лечников мы, драгуны, ваше высокоблагородие, только слышали, мы же в седле, а это пехота, которая в палец себе стреляет…

– Та-ак!.. – протянул ротмистр. – Молодцом, дальше!

– Однако, ваше высокоблагородие, они не наши…

– Как не ваши? А чьи? Что значит – не ваши?..

– А то, что они уже в госпитале, и пускай с ними судейские разбираются, а нас интересуют, значит, дезертиры, которые с позиций бегут, то есть их нам ловить… они наши.

– Ну что ж! – Ротмистр щупал бритый подбородок. – Правда в ваших словах… – Он склонился под стол, и Жамин услышал характерный стук, когда сапоги ставят каблуками на деревянный пол. – Сейчас мы поедем в госпиталь, а командир скоро у вас будет… ещё о-го-го какой командир!..