не доставит вам удовольствия, — ответил Краобан. — Ее подали Дом Эарб и Дом Лача, живущие по-соседству на границе леса Сиркойл. — Краобан был советником короля еще при ее деде и разбирался во всех причудливых ходах эрнистирийской политической жизни так же мастерски, как кузнец в том, что делают в каждое мгновение жар и металл. — Обеим семьям принадлежала часть леса в качестве гарантии безопасности, — объяснил он. — Единственный раз вашему отцу пришлось объявить на него раздельные права и составить для каждого карту владений, как делают эйдонитские короли, чтобы представители этих Домов не поубивали друг друга. Их переполняет ненависть, и между ними идет непрерывная война. Они не спешили принять участие в сражении со Скали и наверняка даже не знают, что мы потерпели поражение.

Он закашлялся и сплюнул.

— И чего они хотят от меня?

— А вы как думаете, леди? Теперь они сражаются за пещеры… — насмешливо и уже громче сказал он. — Это место для меня, а то для тебя. Нет, нет, оно мое; нет, мое. — Он фыркнул. — Они ведут себя как свиньи, которые дерутся за последнюю сиську, хотя мы укрываемся все вместе, в ужасных условиях и подвергаясь опасности.

— Отвратительная компания. — Мегвин терпеть не могла такую мелкую чепуху.

— Я бы и сам не сказал лучше, — заметил старик.

Ни Дом Лача, ни Дом Эарб не выиграли от присутствия Мегвин. Их спор оказался ровно таким бессмысленным и мелким, как предсказал Краобан. Мужчины из обоих Домов с дополнительной помощью эрнистирийцев из других, менее важных семей, живших в одной пещере, прорыли тоннель на поверхность, который расширили так, чтобы им было удобно пользоваться. Теперь же каждый из враждовавших домов утверждал, что он является единственным хозяином тоннеля и остальные дома, а также все, кто живут в пещерах, должны каждый день платить козьим молоком за возможность проводить по нему свои стада.

У Мегвин вызвала отвращение причина спора, о чем она и сказала. Также она заявила, что, если еще раз услышит мерзкую чушь о «владении» тоннелями, она прикажет оставшимся солдатам Эрнистира собрать всех виновных, вывести их на поверхность и сбросить с самой высокой скалы Грианспога, какую только они сумеют найти.

Дома Лача и Эарб остались недовольны ее решением. Они даже сумели на время отложить свои разногласия и потребовали, чтобы Мегвин сменила на посту судьи ее мачеха Инавен — которая, в конце концов, заявили они, была женой покойного короля Ллута, а не какой-то там дочерью. Мегвин рассмеялась и назвала их хитроумными дураками. Зрители, собравшиеся понаблюдать за судом, а также семьи, которые делили пещеру, криками приветствовали здравый смысл Мегвин, радуясь унижению высокомерных Эарбов и Лача.

С остальными делами Мегвин удалось разобраться достаточно быстро, и она обнаружила, что ей нравится это занятие, хотя некоторые споры вызывали грусть. У нее хорошо получалось, поскольку здесь вовсе не требовалось быть маленькой, изящной или очень красивой. Когда она оказывалась в окружении более привлекательных и грациозных женщин, Мегвин чувствовала, что отца смущало ее присутствие, даже при таком простом дворе, как Таиг. Сейчас же требовался только ее здравый смысл.

За прошедшие недели она обнаружила — к своему огромному удивлению, — что подданные отца ее ценят и благодарны за желание их выслушать и принять справедливое решение. Когда она смотрела на своих людей в потрепанной одежде и с перепачканными сажей лицами, Мегвин чувствовала, как у нее сжимается сердце. Эрнистирийцы заслужили лучшей жизни, чем нынешнее унизительное существование, и она пообещала себе изменить их положение, если, конечно, сможет.

На короткое время ей почти удалось забыть про свою жестокость по отношению к графу Над-Муллаха.

Вечером, когда Мегвин находилась на грани сна, она вдруг почувствовала, что резко падает вперед, в темноту, более глубокую и бездонную, чем освещенная янтарным светом пещера, где она устроила себе постель. На мгновение она подумала, что какой-то катаклизм разорвал землю под ней, но почти сразу поняла, что это сон. Когда она, медленно вращаясь, летела в пустоту, у нее возникло ощущение, будто все происходит слишком стремительно для сна, а с другой стороны, диковинным образом не связано с реальностью, чтобы быть землетрясением. Нечто подобное уже происходило в те ночи, когда ей снился красивый город под землей…

В то время как ее мысли метались, точно испуганные летучие мыши, далеко впереди начали появляться тусклые огни — светлячки, или искры, или факелы. Они спиралями поднимались вверх, точно дым большого костра, направляясь на какую-то невероятную высоту.

Поднимайся вверх, — произнес голос у нее в голове. — Иди к Высокому месту. Время пришло.

Мегвин парила в пустоте, с трудом двигаясь к далекому пику, где собрались мерцавшие огни.

Иди к высокому месту. Время пришло, — требовал голос.

И вдруг она оказалась в самом центре множества огоньков, маленьких, но очень ярких, точно далекие звезды. Ее окружала подернутая дымкой толпа существ, красивых, но непохожих на людей, в одежде всех цветов радуги. Они смотрели друг на друга сиявшими глазами, их грациозные очертания были размытыми, и, хотя они внешне походили на людей, Мегвин почему-то точно знала, что они не более люди, чем дождевые тучи или пятнистый олень.

Время пришло, — сказал голос, теперь уже много голосов. Пятно ослепительного, будто живого, света сияло в самом центре толпы, словно с неба упала звезда. Иди к высокому месту…

И поразительное видение начало рассеиваться, уступая место мраку.

Мегвин проснулась и обнаружила, что сидит на своем тюфяке. В костре остались лишь тлевшие угли, она ничего не видела в темноте, царившей в пещере, слышала лишь дыхание спавших людей. Она так крепко сжимала камень дварров, подаренный ей Йис-Фидри, что рука начала пульсировать от боли. На мгновение Мегвин показалось, что в глубине камня мерцает едва различимый свет, но, взглянув на него внимательнее, решила, что ошиблась: это был всего лишь прозрачный кусок кристалла. Она медленно покачала головой. В конце концов, камень не имел ни малейшего значения по сравнению с тем, что она пережила.

Боги. Они снова с ней заговорили, и на этот раз гораздо понятнее. Они сказали «высокое место» и «время пришло». Должно быть, боги ее народа готовы протянуть Эрнистиру руку помощи. Иначе зачем они к ней прикоснулись, зачем послали такой четкий знак.

Мелкие проблемы прошедшего дня выветрились у нее из головы. Высокое место, — сказала она себе. Мегвин долго сидела в темноте, думая.

Убедившись, что граф Аспитис по-прежнему находится на палубе, Мириамель быстро прошла по узкому коридору и постучала в маленькую дверь. Что-то бормотавший внутри голос смолк.

— Да? — через несколько мгновений послышался ответ. —