Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже правый! Брайсон, насколько много вы на самом деле хотите знать?
– Проклятие! – взорвался Брайсон. – Это полная бессмыслица! Вы что, за дурака меня держите? Чертово ГРУ, русские заговоры – все это в прошлом! Может, ваши ковбои из Лэнгли не слушают новостей? Ну так я вам сообщаю: «холодная война» закончилась!
– Да, – хрипло и едва слышно отозвался Данне. – А Директорат по каким-то загадочным причинам живет и процветает.
Брайсон молча посмотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Он прямо-таки чувствовал, как его лихорадочно работающий мозг перегревается – вот-вот полетят искры.
– Я буду с вами откровенен, Брайсон. Было время, когда мне хотелось убить вас, убить собственными руками. Это было до того, как мы разобрались во всей этой истории и в том, как работает Директорат. Нет, говоря начистоту, я соврал бы и вам и себе, если бы заявил, что мы разобрались во всем досконально. Нам до сих пор известны лишь отдельные фрагменты. На протяжении десятилетий все это было всего лишь слухами, такими же весомыми, как пух одуванчика. Когда «холодная война» закончилась, вся эта операция застыла – по крайней мере, насколько мы могли судить. А вообще это здорово напоминает старую притчу о слепце и слоне. Мы можем пощупать тут хобот, там хвост, но на более высоком уровне мы так и не знаем, с каким зверем имеем дело. Точно мы знаем только одно, что вас – последние пять лет мы держали вас под наблюдением – крупно надули. Именно поэтому я и стал разговаривать с вами по-хорошему, вместо того чтобы вцепиться вам в глотку.
Данне горько рассмеялся, но тут же поперхнулся кашлем – хриплым кашлем курильщика.
– В общем, мы предполагаем следующее: похоже, после окончания «холодной войны» эта организация порвала со своими изначальными хозяевами. Контроль перешел в другие руки.
– В чьи? – настороженно и угрюмо поинтересовался Брайсон.
Данне пожал плечами.
– Не знаю. Пять лет назад организация явно вступила в период относительного бездействия: вы были не единственным агентом, которого вывели из игры, – та же участь постигла многих. Возможно, эта контора собиралась прекратить работу. Трудно что-либо утверждать наверняка. Но сейчас у нас появились основания думать, что она возобновила деятельность.
– Что вы понимаете под возобновлением деятельности?
– Точно не знаю. Именно поэтому мы и решили привлечь вас к этому делу. До нас дошли неприятные слухи. Похоже, ваше прежнее начальство по каким-то причинам снова собирает силы.
– По каким-то причинам... – тупо повторил Брайсон.
– Вы можете сказать, что они замышляют усилить всеобщую нестабильность – по крайней мере, так это могли бы сформулировать наши сильно умные аналитики. Но я невольно спрашиваю себя: зачем это им? Что они замышляют дальше? И я не знаю. А когда я не знаю подобных вещей, мне начинает становиться страшно.
– Очень интересно, – сардонически произнес Брайсон. – До вас доходили слухи, вы полагаете, вы демонстрируете мне какие-то расплывчатые фотографии – и при этом у вас нет ни малейшей зацепки, позволяющей разобраться, о чем же вы говорите.
– Именно поэтому нам и нужны вы. Прежний советский строй мог рухнуть, но нельзя сбрасывать со счетов военную верхушку. Посмотрите хотя бы на генерала Бушалова: на русской политической сцене он выглядит очень серьезным претендентом. И стоит только произойти какой-то неприятности; как он тут же обвиняет во всем Соединенные Штаты. Я предсказываю, что он взлетит на вершину власти. Совещательная демократия? Множество русских скажут только: ее нет – и не надо! В Пекине сидит сильная реакционная клика, соединяющая Собрание народных представителей и Центральный комитет. Я уж не говорю о китайской Народной освободительной армии, которая является самостоятельной силой. Неважно, как вы на это смотрите, но на карту поставлены большие деньги и большая власть. Уже один только общий образ мыслей способен заставить остатки «Шахматистов» объединиться с их пекинскими братьями. Но все это – лишь мои догадки. Потому что истины не знает никто, кроме плохих парней, а они нам ничего не скажут.
– Если вы действительно верите во все это, действительно считаете, что я сыграл роль полного болвана в крупнейшей шпионской игре века, то на кой черт я вам понадобился?
Двое мужчин долго смотрели друг другу в глаза.
– Вы учились у одного из лучших их умов, у одного из основателей. Кстати, в России у Геннадия Розовского было прозвище «Волшебник». Чародей. Знаете, в кого вы превратились в результате? – Данне рассмеялся, и снова закашлялся. – В ученика чародея.
– Черт побери! – снова взорвался Брайсон.
– Вы знаете, как думает Уоллер. Вы были его лучшим учеником. Вы понимаете, что я прошу вас сделать – ведь верно?
– Конечно! – язвительно откликнулся Брайсон. – Вы хотите, чтобы я снова вернулся туда.
Данне медленно кивнул.
– Вы – наша самая большая надежда. Я мог бы воззвать к вашему патриотизму, к лучшим сторонам вашей натуры. Но чтоб я сдох, если вы просто не задолжали нам этого!
У Брайсона голова шла кругом. Он не знал, что и думать, не знал, что ответить церэушнику.
– Не хотелось бы вас обидеть, – сказал Данне, – но если уж пытаться выследить их, то нам нужна лучшая ищейка, которую мы только сможем отыскать. Как бы поудачнее выразиться...
Он так долго вертел в руках незажженную сигарету, что из нее начали сыпаться крошки табака.
– Вы – единственный, кому знаком их запах.
Лучи яркого полуденного солнца заливали квартал на Кей-стрит и заставляли сверкать зеркальные стекла разнообразных учреждений и компаний. С противоположной стороны улицы Николас Брайсон внимательно наблюдал за домом номер 1324, одновременно и знакомым до мелочей, и глубоко чуждым. По лицу Брайсона катился пот. Белая рубашка постепенно становилась влажной. Ник остановился у окна пустого конторского помещения, осторожно поднес к глазам крохотный бинокль, быстро подстроил его и ладонью заслонил глаза от солнца. Несомненно, агент по продаже недвижимости, выдавший ему ключи от пустующего, сдающегося внаем помещения, нашел несколько странным желание бизнесмена провести одному несколько минут в комнате, которая, возможно, станет его кабинетом, чтобы, видите ли, ощутить ее – фэн-шуй и прочие подобные штучки. Агент наверняка принял Брайсона за одного из этих сверхчувствительных деловых людей из «Нового века»[4], но, во всяком случае, он на некоторое время оставил клиента одного.
Сердце Брайсона бешено колотилось, в висках пульсировала кровь. В современном деловом здании, служившем штаб-квартирой его работодателям, – в здании, которое так долго было его базой, его убежищем и местом обновления, островком постоянства и спокойной уверенности в непрерывно изменяющемся, полном насилия мире, – теперь не было ничего успокаивающего или радушного. Брайсон примерно с четверть часа наблюдал за ним из темной пустой комнаты, пока в дверь не постучали. Агент вернулся и хотел знать, какое решение принял клиент.