Рука Рахарио легла на ее плечи.

– Не бойся. Ничего страшного.

– Да, – прошептала она, не столько испуганная, сколько удивленная: – Ничего страшного.

Тяжесть его руки уменьшилась, будто он хотел ее убрать; но, чуть помедлив, обнял ее еще крепче. Голова Георгины упала ему на грудь, и, окутанная его ароматом – корицы и кож, моря и водорослей, – успокоенная стуком его сердца, она сомкнула веки.

Лишь впоследствии они узнали, что молния ударила совсем близко: в новую башню Сент-Андруса, уже во второй раз.

Дурной знак в глазах здешних китайцев и малайцев, усиливший и без того не умолкавшие слухи, что церковь эта проклята и что ее преследуют злые духи. И хотя здание церкви с повреждениями в стенах и в стропилах держалось стойко, удар молнии в этот день решил судьбу Сент-Андруса.

* * *

Последние клочья туч носились над тихим чернильным морем и оставляли за собой слюдяной мерцающий след из небесных светил. С новым размахом накатил на Бич-роуд прилив и запенил его, когда над садом лежала сытая, утоленная тишина. Лишь там и тут возникал в ночи дрожащий стрекот цикад, изредка квакала лягушка, и где-то шлепались с крон деревьев последние капли. Теплым и ласковым, прямо-таки бальзамическим был воздух.

Ночь как обетование. Ночь, которая была слишком хороша для того, чтобы спать.

Уже распустив волосы и босиком, но еще в наряде для ужина, Георгина вышла в этот поздний час на веранду. В темном закутке меж колонн она пила эту ночь большими глотками и упивалась мыслями о Рахарио.

Приближались шаги, праздные, но все же целеустремленные, и Георгина повернула голову. На фоне слабого освещения нижнего этажа обозначилась фигура Пола Бигелоу. Он подошел к балюстраде, поставил на нее бокал и закурил сигару. Пока Георгина раздумывала, должна ли она выдать свое присутствие, как он сам, сощурившись, посмотрел в ее сторону:

– Мисс Финдли? Извините, я не знал! Я… – Он жестикулировал зажженной сигарой.

– Оставьте, вы мне не помешали.

Тем не менее он казался смущенным, выдувая дым в сторону сада; острый, царапающий запах, приправивший сладость ночного воздуха и пробудивший воспоминания. О гостях, которые раньше иногда бывали в Л’Эспуаре, преимущественно господа в сюртуках, громкие голоса которых понижались до уютного бормотания, когда они щекотали маленькую Георгину под подбородком перед тем, как примкнуть ко всей компании за напитками и сигарами. Тогда как немногие дамы оставались с мамой, то и дело восхищаясь контрастом между темными волосами и глазами маленькой девочки – синие как фиалки!

Сравнение, которое Георгина не могла проверить, пока в одиннадцать лет не очутилась впервые на фиалковом лугу в Англии. Когда мама заболела, гости в Л’Эспуаре стали редки, а потом и вовсе иссякли, пока единственным гостем не стал сам хозяин, который показывался в своем кабинете лишь на несколько поздних часов, а дома – только чтобы переночевать.

– Какая ночь, – задумчиво сказал Пол Бигелоу между двумя глотками. – И это после такой грозы.

Георгина подала голосом знак согласия.

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к сингапурской погоде. Эта жара. Эти мощные ливни почти каждый день.

– Верно, – пробормотала Георгина; умение вежливо поддержать беседу не было ее сильной стороной, и от этого она всегда нервничала. – Разве что если вы пробудете здесь дольше.

– Это зависит от того, как будут развиваться события. – Пол Бигелоу покатал сигару пальцами и глубоко вдохнул: – Да, пару лет я здесь еще продержусь.

Не зная, что на это ответить, Георгина просто кивнула.

Он взглянул на нее искоса:

– Неужели мне так и не удастся уговорить вас на верховую прогулку, а, мисс Финдли?

Георгина улыбнулась:

– Я совсем не любитель лошадей. И боюсь, не очень хорошо умею держаться в седле.

– Я вас научу!

Она засмеялась:

– Это были бы напрасные усилия, мистер Бигелоу! Даже моей тете пришлось признать, что деньги на уроки верховой езды были выброшены на ветер.

Он оперся на балюстраду и неотрывно смотрел на нее.

– Вы должны знать, что я не приму ваше «нет» с такой легкостью. Я очень даже умею быть упорным.

В этом замечании, брошенном в шутку, крылась и самоуверенная серьезность.

– Туан Бигелоу, вам что-нибудь еще принести?

Скрестив руки на груди, на пороге стояла Семпака. Ее тонкое, птичье теневое очертание прорисовывалось на фоне мягкого света из дома, голова была на удивление покорно опущена.

– Нет, большое спасибо, – дружелюбно отказался Пол Бигелоу.

– Может, вам угодно что-нибудь еще? – Ее голос, обычно такой резкий, стелился бархатом, как ночной воздух.

– Нет, спасибо, Семпака, все превосходно.

– Тогда желаю вам спокойной ночи, туан Бигелоу. – Семпака с большой неохотой отступила на шаг назад.

– Но может быть, мисс Финдли чего-то пожелает… – В его тоне слышалось что-то настойчивое, требовательное.

Голова Семпаки поднялась как у журавля, готового клювом в качестве оружия защищать свои владения.

– Спасибо, я ничего не хочу. – Георгина от поспешности запиналась на каждом слове. – Я уже иду спать.

Семпака величественно кивнула и зашагала в дом с высоко поднятой головой, каждая ее клеточка излучала строптивость.

Георгина бросила на Пола Бигелоу вопросительный взгляд и пожала плечами:

– Она меня не любит.

– Я это заметил. И не в первый раз. – Он оглянулся через плечо. – Семпака ведь уже давно в этом доме, да?

– Сколько я себя помню. – Георгина отделилась от своего темного закутка и двинулась к Полу Бигелоу. – Мою мать она до сих пор почитает сверх всякой меры, а мне как раньше, так и теперь внушает такое чувство, будто я какая-то преступница. Будто я совершила что-то ужасное, чего она никак не может мне простить.

– Вам нельзя так думать. – Он поднял руку, будто хотел погладить ее по плечу; но в последнее мгновение, казалось, одумался и просто прочесал пятерней свои коротко остриженные волосы. – Я был уже большим парнем, когда за один год лишился сначала матери, а потом и отца. И все же мне трудно даже представить, как бы я это пережил без моих братьев. – Его взгляд блуждал по саду, пока не остановился на Георгине. – Должно быть, ребенком вы чувствовали себя здесь очень одиноко.

Внезапно Георгина почувствовала себя неуютно, будто стояла перед Полом Бигелоу полураздетой, и обхватила себя руками. Он нагнулся к ней так близко, что она почувствовала на щеке его дыхание.

– Я хотел бы быть вам добрым другом, мисс Финдли, – тихо сказал он.

За спиной у них раздалось покашливание, и Пол Бигелоу быстро отступил от нее на шаг.