закона. Креол вспомнил, как пять лет назад позорно удирал от почти таких же наглых ублюдков, и преисполнился злобы.

Ничего, сейчас он готов. И жезл на его поясе — жезл мастера, а не подмастерья. Пару раз грюкнуть чем-нибудь поубойней… только не слишком убойным, свинина должна остаться живой.

— Эй, ублюдки! — крикнул маг, поднимаясь в воздух.

Разбойников было семеро. Грязные оборванцы, не способные ни на что, кроме отнять что-то у других таких же грязных оборванцев. Либо беглые рабы, либо безродные иноземцы.

Креол сжег их двумя Молниями и гроздью Огней Шамаша. Спалил сверху, всех до одного. Половина не успела ничего даже понять, а остальные хоть и схватились за луки с пращами, сделать ничего магу не смогли. Лишь одна стрела попала в цель, но и то была отражена Бронзовым Доспехом. Уже через пару минут Креол спустился, гордо обозрел дело своих рук и свистом подозвал прячущегося за деревьями свинопаса.

Увидев свое стадо, тот снова зарыдал — теперь от счастья… хотя и все еще немного от горя. Креол, конечно, разил избирательно, но три свиньи все-таки тоже отправились в Страну без Возврата. А еще одну успели зарезать разбойники.

— Я нечаянно, — сказал Креол, принюхиваясь к жареному мясу. — Теперь говори про Ундадибдида.

Свинопас таращился на дымящиеся трупы, и в его глазах плескался ужас. Однако парень все-таки пролепетал:

— О владыка, чьи ноги попирают небеса, я не смею и просить о таком, но не мог бы ты еще и сказать моему господину, что не я виновен в смерти Царицы, Небесной Девы, Мрака и Слегка Светловолосого?

Креол невольно позавидовал свинопасу, умеющему придумывать такие красивые имена. И, в общем, стоило бы просто потыкать его рожей в кучу, которую перед смертью навалила Небесная Дева, но сегодня Креол был удивительно благодушен. К тому же ему подумалось, что господин этого наглеца будет рад услышать о спасении своего стада и как минимум пригласит Креола разделить трапезу.

От этого запаха у мага разыгрался аппетит.

Дворец владыки, которому служил Ахмес… только подойдя к нему, Креол наконец сообразил, что все это время его так беспокоило. Он же прекрасно знал, кто живет к западу от Ура, рядом с великими песками, но почему-то не сопоставлял. А теперь увидел ворота, увидел усеченную пирамиду, похожую на сплющенный Шахшанор, увидел богатые сады — и до него дошло.

— Мешен’Руж-ах! — досадливо произнес Креол.

Да, здесь жил он. Наследник Дильмара, величайшего погодного мага Шумера, и сам тоже не последний погодный маг. Вокруг его дворца все росло и цвело, кругом простирались тучные нивы и жирные пастбища. Граница с пустыней была проведена словно каламом на бумаге — справа плодородно и зелено, слева спекшаяся на солнце каменная корка. Сразу видно, где заканчивается власть хозяина сих мест, какую область он контролирует.

Мешен’Руж-ах (а до него — Дильмар) — не только маг, но и землевладелец. На него трудятся сотни рабов и сотни свободных авилумов, пастухов и землепашцев. Гнусный мелушец несказанно богат, так что не диво, что илькум он выплачивает золотом.

В роду Креола такое не принято. Отец, дед и прочие великие предки тоже были очень богаты — взгляните только на потрясающий Шахшанор! — но богатство свое они заработали исключительно магией. Вокруг Шахшанора нет нив и пастбищ, а из свободных слуг у Креола только парочка личных стражников.

Рабы же хоть и дохнут иногда, если у хозяина случается особо дурное настроение, большую часть времени живут в жирном безделье. Пока Креол сыт, а одежда его чиста — ему плевать, чем занята вся эта орава нахлебников.

И он не настолько потерял стыд, чтобы унижаться до работы на полях, чтобы заставлять своих рабов пахать и сеять! Он маг, его дело — колдовать!

С того злосчастного дня, когда Креол и Шамшуддин избили Мешена’Руж-ах, минуло шестнадцать лет. В тот раз гнусный мелушец сделал изрядную пакость, но ему, как Креол слышал, влетело от собственного учителя. Сейчас ему уже лет сорок, они оба мастера Гильдии… так не пора ли забыть о юношеских обидах?

Мешен’Руж-ах оказался того же мнения. Он встретил Креола радушно, лично принес кувшин охлажденного вина и предложил оставить прошлое в прошлом, потому что они, как-никак, соседи, а соседи должны жить дружно.

Он очень изменился за прошедшие годы, этот мелушец. Сильно располнел, округлился лицом и чревом, отрастил длинную курчавую бороду и весь будто преисполнился внутреннего добродушия. Ничего общего с тем колючим учеником мага, который называл Шамшуддина обезьяной и свысока смотрел на Креола.

Креол с удовольствием распил мировую. Он сидел во внутреннем дворе, глядел на журчащий фонтан, высокие стены из обожженного кирпича, рабов в хороших одеждах, дремлющего кота, и думал, что ему не помешает друг с собственным дворцом и кучей сиклей. У Шамшуддина ничего этого нет, Хе-Кель боится потратить медяк без указки отца, а Хиоро… Креол не знал, где сейчас Хиоро. Опять где-то странствует.

— Я рад, я очень рад, что ты меня навестил, — сказал Мешен’Руж-ах. — Не передать словами, как сильно я жалел все эти годы, что поддался тогда гневу. Давай все забудем и простим друг другу.

— Я перед тобой ни в чем не виноват… но я согласен преломить хлеб, — великодушно кивнул Креол.

Хлеб вскоре принесли. А к хлебу — тушеного в бульоне фазана турачи, посыпанные мятой овощи, большую плошку с кизимму и два ломтя жареной свинины. Приготовлено все было очень вкусно, и Креол совсем размяк. Брататься с не таким уж и гнусным мелушцем он пока не собирался, но решил больше не держать камня за пазухой.

Потом принесли доску для шек-трака. Пока хозяин расставлял фишки, гость вцепился зубами в свинину и запоздало вспомнил, зачем вообще сюда пришел.

— Ты знаешь свинопаса Ахмеса? — спросил он.

— Знаю, — кивнул Мешен’Руж-ах. — Вольноотпущенник, пасет моих свиней.

— Ага. У него четыре штуки сдохли, но он не виноват, это я их нечаянно убил.

Рука Мешен’Руж-аха замерла в воздухе. Он медленно перевел взгляд на Креола, но потом натянул на лицо улыбку и сказал:

— Ничего страшного, мой друг. Просто по-соседски возмести их стоимость.

— Нет-нет, ты не понял! — поспешил возразить Креол. — Остальных свиней я спас!

— От чего?

— Их угнали разбойники. Я убил их, но четырех… трех свиней все же задело.

— Так трех или четырех?

— Четвертую сожрали сами разбойники.

Мешен’Руж-ах погладил окладистую бороду и задумался. Четвертую свинью вменять Креолу