Он не ответил.

Грейс попыталась разглядеть сквозь туман, что происходит на другом конце лагеря. Собаки словно сошли с ума: даже грозные команды хозяев не могли успокоить их. Среди всего этого шума отчетливо слышался громогласный голос лорда Тривертона, отдающего приказания.

Грейс вышла из палатки. Людские голоса стихли, в данную минуту тишину нарушало повизгивание собак. Она, дрожа от холодного тумана, пошла вперед, изо рта белой струйкой шел пар. Вдруг она услышала резкий звук наподобие выстрела, и поняла, что это был звук удара хлыста.

Она поспешила на звук, не зная, что леди Роуз идет следом за ней. Обогнув палатку с провизией, Грейс остановилась.

Мужчины — африканцы в шортах цвета хаки, слуги в канзу, и трое белых мужчин — стояли вокруг дерева. А в центре этого круга, привязанный к дереву, был мальчик из племени кикую с обнаженной спиной. Он не дернулся, не закричал, вообще не издал ни одного звука, когда хлыст, опустившись на его спину, оставил на ней кроваво-красный след.

Грейс в ужасе смотрела на происходящее.

Лицо Валентина, вновь замахнувшегося хлыстом, было каменным. Она видела, как напряглись под его рубашкой мышцы плеч. Он снял смокинг; спина была мокрой от тумана и пота. Хлыст с силой обрушился на спину несчастного. Мальчик, обняв дерево, стоял неподвижно, словно высеченный из черной древесины. Валентин, шире расставив ноги, вновь поднял руку. На мгновение его лицо озарил свет факела. Грейс увидела в его взгляде какое-то странное исступление, силу, которая испугала ее.

Когда хлыст вновь опустился на мальчика, она закричала, но это не остановило его. Хлыст методично со свистом взмывал вверх и опускался вниз, оставляя на теле жертвы очередную красную полосу.

Грейс бросилась к дереву.

— Валентин! Прекрати! — Она схватила брата за руку, но тот оттолкнул ее. Сэр Джеймс подхватил ее, и она набросилась на него.

— Как вы можете так спокойно смотреть на это?

Бриггс ответил:

— Обязанностью мальчишки было следить за псарней. Но он напился и уснул. Туда забрался леопард и задрал одну из гончих.

— Но… это всего лишь собака!

— Это неважно. Ему могли бы поручить охранять вас или няню с ребенком. И что тогда? Ему нужно преподать урок. Если не будет дисциплины, можно собираться и уезжать назад, в Англию!

Хлыст, просвистев в воздухе в последний раз, застыл в руке у Валентина, и тот свернул его кольцом.

— Это необходимо было сделать, Грейс. Мы все сгинем в этой богом забытой стране, если здесь не будет закона и порядка. А не можешь смириться с эти — уезжай из Африки.

Сказав это, он зашагал прочь. Слуга с тканью и водой бросился к мальчику, круг людей разомкнулся.

— Можно обойтись без жестокости и насилия, — тихонько сказала Грейс.

Сэр Джеймс ответил:

— Это единственный язык, который они понимают. Дикари считают доброту проявлением слабости, а слабость презирают. Ваш брат поступил правильно, как настоящий мужчина, и за это они будут его уважать.

Разозленная, Грейс повернулась и, к своему ужасу, увидела в тумане возле палатки с провизией леди Роуз, которая стояла, словно каменное изваяние; ее глаза, как две дыры, зияли на бледном лице.

— Пошли в палатку, Роуз, — сказал Грейс, взяв ее пол руку. — Ты вся дрожишь.

— Ты помнишь, что обещала мне, Грейс? — прошептала Роуз. — Он не должен дотрагиваться до меня. Валентин не должен и близко подходить ко мне…

Чем же Дети Мамби так прогневали Нгая? Повелитель света не давал пролиться ни единой капле дождя, в результате чего на землю кикую пришла засуха, а следом и голод, который принесет с собой злых духов болезни.

День выдался не по сезону жарким; молодая Вачера, мокрая от пота, работала в лесу. Работала она не одна. Недалеко от нее, на расстоянии полета копья, старшая Вачера, также согнувшись дугой, собирала лекарственные травы и коренья. Множество бус и медных браслетов на руках и ногах, позвякивая и постукивая, создавали музыку при каждом движении ее тела.

Обе женщины собирали листья лантаны и кору тернового дерева. Первые использовались для остановки кровотечений; последняя — для лечения желудка. Старшая Вачера научила внучку распознавать эти чародейные травы, собирать, готовить и использовать их. Процесс сбора трав и приготовления снадобий не менялся со времен их прабабушек: сегодня, как и в стародавние времена, знахарки уходили в лес и искали целебные травы. Бабушка учила молодую Вачеру, что земля была Великой Матерью и что она произвела на свет все хорошее: еду, воду, снадобья, даже медь, которой они украшали свои тела. Мать нужно было чтить и почитать, вот почему обе Вачеры во время работы нараспев читали священные заговоры.

Внешне бабушка была спокойна. Эта грациозная пожилая африканка, скромно закутанная в мягкие козьи шкуры, с бритой, блестящей на солнце головой, проворными коричневыми пальцами быстро перебирала, сортировала, отбрасывала и собирала листья и веточки, отличая опытным глазом хорошую траву от плохой. Ее священные заговоры были похожи на песни, на бессмысленное мурлыкание; глядя на нее со стороны, можно было подумать, что в душе этой женщины нет ни малейшей тревоги, а в ее голове — ни единой мысли.

На самом же деле, в голове старшей Вачеры стремительно неслись мысли, которые, как и ее пальцы, сортировавшие растения, перебирали и искали решения многих проблем: как излечить Гачику от бесплодия; какой рецепт использовать для приготовления любовного снадобья для Ванжоро; что нужно подготовить для ритуала посвящения и церемонии вызова дождя. Ведь в хорошие времена люди благодарили и восхваляли Бога, а в плохие протаптывали дорогу к хижине знахарки.

Только сегодня утром к ней приходила леди Найагудгии, горшечница клана, жаловаться на то, что ее горшки начали необъяснимым образом биться. Вачера достала свой Мешок с вопросами и бросила к ногам женщины божественные палочки. Она прочитала по ним о том, что было нарушено табу, что мастерскую Найагудгии посетил мужчина. Горшечное дело было занятием сугубо женским, так как Первую женщину завали Мунби, что означало «Та, кто делает горшки». Весь процесс изготовления горшка — от откапывания глины до его лепки, сушки, обжига и продажи — находился исключительно в руках женщин. Закон кикую запрещал мужчинам как прикасаться к материалам, используемым в этом ремесле, так и присутствовать во время изготовления горшков. То, что новые горшки Найагудгии таинственным образом бились, могло означать лишь одно: на запретную территорию, намеренно или по незнанию, ступил мужчина. Теперь возле священного фигового дерева нужно будет принести в жертву козу, только после этого мастерская горшечницы будет считаться очищенной.

Но сильнее всего тяготила Вачеру мысль о засухе. Что вызвало ее? Как умилостивить Нгайя и вызвать дождь?

Она посмотрела на скудное содержимое своей корзины: несколько хрупких листьев и сухая, как солома, трава. Ее снадобья окажутся бессильными, и болезнь снова поразит землю кикую. Почва под ее ногами была похожа на пыль. Великая Мать отчаянно нуждалась в воде. Кукурузные поля в деревне высохли и, собранное зерно превратилось в труху, ветки сбросили листья и печально наклонились к земле. Вачера вновь подумала о той работе, которая, не прекращаясь, кипела на холме у реки. Огромные металлические монстры срубали деревья и выкорчевывали пни; гигантские металлические челюсти, влачимые волами, ранили землю; белый человек, сидя верхом на лошади, грозил сыновьям Мамби хлыстом и заставлял их трудиться под безоблачным небом, словно те были женщинами! Вачера слышала недовольные голоса своих предков.