Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Везде царская чета общалась с пострадавшими, расспрашивая подробности. В конце этой поездки была подведена статистика, по которой из почти полутора тысяч раненых, вывезенных вчера с места трагедии, во всех лечебных заведениях осталось где-то семьсот человек. В основном с тяжелыми травмами в виде переломов, остальные получив первую медицинскую помощь, разошлись по домам, не смотря на то, что им было обещано бесплатное лечение.
Когда царская чета ещё только собиралась в эту поездку, вышли газеты. Так сказать проправительственные и «Московский листок» осветили трагедию и действия царя в нужном русле. Фото Николая и Елены со слезами на щеках, сделанное на фоне трупов у Ваганьковского кладбища, пробирало до мурашек. Я бы тому репортёру-фотографу точно Пулитцеровскую премию вручил, жаль только, что её основатель Джозеф Пулитцер ещё жив. Слово жаль, конечно, в переносном смысле.
«Русские ведомости» опубликовали большую статью Гиляровского. Талант есть талант. Статья Владимира Александровича была яркой, бьющей по нервам. С одной стороны, автор практически ничего не исказил, но после её прочтения возникало ощущение, что давка была по всему Ходынскому полю, и что количество убитых и раненых, о которых официально сообщается – явно занижено.
Деятельность царской четы в тот день в этой газете отражена не была. Было только упоминание в один абзац о том, что «Его Императорское Величество, глубоко опечаленный этими событиями, повелел оказать пособие пострадавшим: выдать по тысяче рублей на каждую осиротевшую семью, и расходы по похоронам погибших принять на Его счёт».
«Русское слово» чуть ли ни слово в слово напечатало материал, как в «Московском листке». Насколько я успел узнать, господин Пастухов дружил с господином Сытиным.
А вот газета «Новости дня» несколько расстроила, издав статью, в которой критиковалась работа полиции по организации народных гуляний на Ходынском поле, досталось и генерал-губернатору за привлечение к наведению порядка гренадёр. И самое главное, слёзы царской четы на фото, опубликованного во многих изданиях автор статьи под псевдонимом «Скучающий россиянин» назвал «крокодиловыми».
На этот счёт у нас с Евгением Никифоровичем были наработаны определённые заготовки. Редактор и хозяин газеты «Новости дня» должен был стать первым, кто испробует их на себе. Тем более звали его Абрам Яковлевич Липскеров.
* * *
– Чего там пишут-то? – повысив голос, чтобы перекрыть гул трактира, поинтересовался у своего соседа мужчина лет сорока, судя по одежде из мещан.
– Про трагедию на Ходынке читаю. Больше пятисот человек погибло, и почти полторы тысячи пострадало ещё. Ужас какой! – уверенно ответил ему крепкий мужчина лет тридцати.
За этим столом сидело двое крепких мужчин, которых отличала какая-то подтянутость, поджарость, пластичность движений, и ещё два представителя мужского пола. Один, как было описано выше из мещан, а вот второй, вернее всего, принадлежал к купеческому сословию.
Трактир был переполнен. На коронацию Николая Второго приехало множество народа и все забегаловки, харчевни, трактиры, рестораны в Первопрестольной были забиты в течение всего времени открытия заведений. Данный трактир пусть и не дотягивал хотя бы до плохонького ресторана, но и забегаловкой не назовешь. Публика здесь собралась чистая, а нехватка мест привела к тому, что в обеденное время за столами можно было встретить вместе представителей крестьянства, рабочих, студентов, купцов. Солдатики, находящиеся в увольнении, также присутствовали.
– Да, трагедия. Но император молодец. Несмотря на праздник, и на месте трагедии побывал, и на Ваганьковское кладбище съездил вместе с государыней, куда задавленных свезли. Как вспомню фотографию вот эту, – купец перегнулся через стол, ткнул в газету, лежавшую перед чтецом, – мураши по всему телу. По тысяче рублей Государь на каждую осиротевшую семью из своих средств выделил. А это почитай больше полмиллиона получается. И похороны за его счёт.
– Идика, ты. Тысячу рублей. Это ж какие деньги-то. Вот свезло! – мещанин лет сорока покрутил головой. – Даже не верится.
Произнёс всё это мужик настолько громко, что на него стали оборачиваться посетители трактира от других столов.
– Скажешь тоже, свезло. У тебя близкий человек погиб, а ты – свезло, – осуждающе произнёс, молчавший до этого второй крупный мужчина. Купец хмыкнул и вернул ложку, в которой были щи, назад в тарелку.
– А я чего?! Близкие всё равно мрут. У меня вона трое детей, да первая жена умерли. А тут целую тыщу дают, – громко и как-то визгливо произнёс в ответ на упрёк мужик.
– Тьфу на тебя! Разве в деньгах счастье?! – перебил мужика купец и грохнул кулаком по столу, чем привлёк к себе внимание уже многих присутствующих в трактире.
– Уважаемые, попрошу немного тишины, – можно сказать, прокричал поднявшийся на ноги купец.
Гул в трактире стих, и народ вопросительно уставился на говорившего.
– Уважаемые, вчера случилась трагедия на Ходынском поле – погибло много православных, и многие были покалечены. Наш государь с царицей-матушкой сразу же отреагировали на это, и панихиду по убиенным организовал, и большую помощь пострадавшим из своих средств оказал, – купец сделал паузу, глубоко вздохнув. – Выставляю за свой счёт всем присутствующим здесь по две чарки «Московской». Первую за помин, вторую во славу Государя нашего.
Трактир буквально взорвался радостными воплями, а половые заскользили между столами, расставляя посуду с налитой водкой. Некоторые тут же опрокидывали их в рот, но основная масса дождалась, когда обслужат всех, после чего все дружно поднялись и, перекрестившись, молча выпили.
Через несколько секунд поднялся купец и провозгласил здравницу Николаю Второму и всему его семейству. Народ дружно это поддержал. Не каждый раз почти двести пятьдесят грамм халявно на грудь падает.
Прошло несколько минут. Жизнь в трактире вернулась на круги своя, только гул усилился, да и лица у многих раскраснелись.
– Нет, вы посмотрите, что пишут, – вскочил за одним из столов, потрясая газетой в руке, какой-то мужичок невзрачного вида, одетый в несколько затасканный костюм, с раскрасневшимся лицом и какими-то безумными глазами за стёклами очков. – Это же уму не постижимо!
Гул в помещении быстро стих.
– Слушайте, что пишут в этой газете, – развернув газету, очкарик начал читать: «Император и императрица, прибыв к Ваганьковскому кладбищу, куда свезли раздавленных и затоптанных насмерть с Ходынского поля, пролили немало слёз. Только не были ли эти слёзы крокодиловы?!»
– Я чего-то не понял, – на ноги поднялся здоровый мастеровой, находившийся в состоянии уже хорошего алкогольного опьянения. – При чём тут Государь с царицей и крокодиловы слёзы?!
– Это аллегория. Крокодил плачет, когда поедает свою жертву, – начал было объяснять мужчина, поправив на носу очки, но мастеровой его перебил.
– Это чё… Писака императора с крокодилом сравнил?! Это чё творится-то?! Да я ему…