чашкам, сидит на диване с подобранными под себя ногами. Её надетый прямо на голое тело вязаный кардиган едва прикрывал грудь и коленки и, застегнутый лишь на пару пуговиц, распахивался при каждом неосторожном движении.

Удовлетворив свою потребность в визуальных наслаждениях, Себастиан переключился на музыкальные. Достал свой планшет и включил проигрыватель.

Фонотека Себастиана состояла из популярных современных песенок и мелодий, и пока они с Юлей завтракали, он то и дело интересовался, известна ли ей та или иная песня. Чаще всего она хорошо помнила и могла подхватить мотив, иногда знала пару фраз, но почти никогда – имя исполнителя или группы. Наконец, устав гадать, она сообщила с надутым видом, что ничего не понимает в современной музыке, а предпочитает классику.

Себастиан повозился со своим планшетом, и зазвучало известное симфоническое произведение.

– А-а, сороковая симфония? Ну вот это другое дело, это мне ближе.

Он недоверчиво заглянул в экран, Юля догадалась: сверяет название произведения.

–You know this stuff?12 – удивление Себастиана было комически велико. Пришлось объяснить, что сороковую симфонию Моцарта в России знает не только обладатель аттестата музыкальной школы вроде неё, Юли, но и среднестатистический выпускник обыкновенного общеобразовательного учреждения, если он не слишком часто прогуливал уроки музыки.

Дальше последовало беспорядочное включение примерно дюжины других классических произведений, и Юля «отгадала» более половины, включая первый концерт Грига, один из ноктюрнов Шопена, «что-то из Вивальди» и так далее, благо имеющаяся в распоряжении Себастиана музыкальная коллекция не грешила вычурностью или чрезмерной избирательностью. В конечном итоге, Юлино реноме меломана и знатока музыки было восстановлено и признано окружающими в лице Себастиана. С тем завтрак был завершен, и парочка была готова отправиться на покорение Корнуолла.

Прежде чем сесть в машину, Юля пошла на хозяйственный двор поинтересоваться, что за животных разводят на ферме. Следуя вчерашнему совету хозяйки, прихватила с собой мисочку с остатками недоеденных сэндвичей и крекеров.

«Ферма» оказалась парой вольеров с кроликами и морскими свинками. Петухи же, куры и индюшки с индюшатами и вовсе расхаживали на свободе и чувствовали себя настолько в безопасности, что с готовностью поклевали крошек прямо у неё с руки. Кроликам Юля просунула сквозь прутья клетки немного свежей травы. Вообще Юлино появление внесло, пусть и ненадолго, некоторое оживление в это сонное зверино-птичье царство, но Себастиан уже делал знаки, что пора отправляться.

Тот день являл собой необычайную мозаику, калейдоскоп из множества мест, которые им с Себастианом удалось посетить, и событий, которые они пережили.

Были в Ньюки (Newquay), гуляли по берегу океана и, разувшись, заходили в холодную пену прибоя, а то – рисовали узоры на песке прутиками или собственными следами. Отдыхающих на усталом, похолодавшем осеннем пляже было уже немного. Только самые заядлые сёрфингисты в своих замечательно красивых обливных черных костюмах нет-нет да и отправлялись с досками под мышкой ловить волну.

Потом они с Себастианом прыгнули в машину и через полчаса снова оказались перед лицом океанского пейзажа, но уже совершенно иного, отличного от того, что наблюдали ранее. Валуны всех форм и размеров осаждали берег, и при приближении можно было заметить множество облепивших их ракушек, живых, может – тех самых, которые вечером появятся в меню местных рыбных ресторанчиков под заголовком «shells».

Себастиан то и дело приникал к видоискателю своей фотокамеры. Он много фотографировал, то Юлю на фоне моря или прибрежных валунов, а то – море и валуны без Юли, много экспериментировал, порой показывая ей наиболее удачные, с точки зрения цвета или композиции, снимки.

То, что Себастиан хорошо знает побережье Корнуолла, было заметно по некоторым признакам: когда он за руку с Юлей уверенно взбирался на какой-нибудь пригорок, с которого открывался особенно замечательный вид на океан, или срезал путь по склону холмистого побережья, поворачивая на едва различимую тропку.

Юля не выдержала и заметила:

– Мне кажется, я знаю, почему ты так любишь Корнуолл.

– Почему же?

– Потому что ты был здесь раньше с женщиной, которую любил.

Он ответил уклончиво. А может быть – предельно прямо.

– Я был здесь раньше с женщиной. Но не за это я люблю Корнуолл.

Она промолчала. Ей оставалось только гадать, с кем из своих любимых женщин Себастиан был здесь раньше. С матерью Йохана? С той, с которой расстался недавно и чья фотография стоит на тумбочке в спальне? С той и другой? Или с кем-то еще? Да какая, собственно, разница?

Юля не ревновала Себастиана к женщинам, с которыми он раньше приезжал в Корнуолл, да и вообще – ни к одной из его прошлых, настоящих или будущих женщин. Ей слишком хорошо было известно, что «быть с человеком» вовсе не означает «обладать этим человеком».

Их собственная ситуация в тот момент была лучшим тому подтверждением! Они всюду ходили, держась за руки, внешне являли идеальный образец влюблённой пары, но они не принадлежали и никогда не могли бы принадлежать друг другу, по целому ряду причин объективного и субъективного характера. И им не под силу было переломить эту отчужденность, эту невозможность полного сближения: чужая жена и мужчина, которому никогда не суждено стать отцом её ребенка.

А те женщины… Стоило ли к ним ревновать? Ведь как бы волшебно всё ни складывалось у них с Себастианом, но сейчас он шёл по берегу океана, держа за руку именно её, Юлю, а не кого-то из них. И он хотел её, как никого другого, Юлю не обманешь! Пусть не любил её. Но таких ночей, такой химии, такой страсти, как у них с Себастианом, – Юля была в том уверена! – с другими женщинами у него не было.

А ведь и он стоял особняком от других встречавшихся на её жизненном пути мужчин, ведь и он будил в ней ни с чем не сравнимые переживания. И при этом – снова и снова преследовала, точила её эта неотступная мысль, эта абсолютная и объективная истина – он не принадлежал ей, а она не принадлежала ему.

В одну из их вылазок, когда солнце заняло своё полуденное положение и оттуда посылало прощальные осенние приветы по-спартански сдержанной корнуэльской природе, Юля и Себастиан оказались на пустынном холмистом берегу, который резким обрывом спускался к бьющимся внизу волнам. Машину они оставили в нескольких сотнях метров от берега. В отдалении высилась белоснежная стройная башня маяка. Более никаких признаков присутствия или жизнедеятельности людей поблизости не обнаруживалось.

Они с Себастианом долго стояли, вглядываясь в линию горизонта и пытаясь распознать по еле уловимым оттенкам синего и зеленого границу, отделяющую океанскую