— Дома можешь сказать, что поехала в Ялту со мной, — великодушно разрешил Вольдемар. — Мне будет даже приятно.

— Ты позовешь меня в Ялту? — капризно спросила Ева. — Или ты, как и все мужчины, назначишь свидание и сам же на него опоздаешь, будешь клясться в вечной любви, а спать с другой, захочешь разлучить с мужем, но в последний момент скажешь: «Тебе с ним будет лучше, чем со мной»? Отвечай: ты сделаешь так, как делают в этом мире все?

— Я должен ответить на этот вопрос немедленно? — Адам смотрел Еве в глаза и удивлялся: в них не было теперь даже тени кокетства или игры. — Может, сперва позволишь заглянуть мне в книгу судеб на букву «А»?

— Почему именно на «А»? — удивился Вольдемар.

— Потому что придется начать с азов, — ответил Адам. — Аз есмь первый мужчина на Земле, не способный предать женщину. Даже под страхом кары Господней…

— Это ты здорово сказал. Очень! — Щеки Евы вспыхнули, и она сжала их ладонями. — А теперь загляни еще раз в эту книгу — теперь на букву «О».

Она смутилась и опустила глаза.

— Она была очень красивой и умной женщиной. Она любила его любовью, готовой на любые жертвы, кроме связанных с продолжением человеческого рода, — изрек Вольдемар и захлопал в ладоши.

— Она должна быть только его женщиной. Он будет ее единственным мужчиной. Он будет верен ей до гроба, — сказал Адам и, кивнув Еве, поспешно встал.

Асины размышления выплеснулись на страницы дневника.

«Любовь — самое святое на свете. Зачем же так опошлять ее?.. Женщина после двадцати пяти должна сидеть дома и вязать носки или вышивать. Любовь — это для юных, не искушенных телом и душой. Разве можно любить женщину, у которой уже кто-то был, которую кто-то уже целовал в губы, касался ее тела? Как Он мог предпочесть ее мне? У нее ведь уже был мужчина. Может, даже не один…

А вдруг Он связался с ней только для того, чтобы быть поближе ко мне? Ведь я еще не созрела для любви. Так все считают, кроме меня. Как же я ненавижу себя за то, что родилась так непростительно поздно! Будь мне сейчас хотя бы шестнадцать, и Он бы влюбился в меня, как безумный. Мы бы с ним скрылись от всего мира и жили бы только любовью. Но я Ему так или иначе все прощу — без Него жизнь кажется совсем пустой.

А может, отомстить им обоим? Рассказать про все отцу?.. Но тогда Он возненавидит меня навсегда. Господи, как же мне вынести эти страдания?»

— Я боюсь за Асю, — сказала как-то Ева, отдыхая на плече Адама после особенно бурных и продолжительных занятий любовью.

— Почему? — едва шевеля языком, спросил Адам.

— Мне кажется, она влюбилась.

— Это так и должно быть. Без любви жить тоскливо.

Он прижал Еву к себе и снова ощутил желание. Но решил накопить силы.

— Но дело в том, что она, мне кажется, влюбилась в тебя.

Адам тихо рассмеялся.

— Не веришь? Когда я прихожу от тебя, она меня обнюхивает, начинает целовать, потом отталкивает. Один раз она ударила меня по лицу. В ее глазах было столько ненависти.

— Но ведь я не могу…

Ева накрыла его рот ладошкой.

— Она моя дочь, понимаешь?

— И у тебя болит душа.

— Не в том дело. Хотя и в этом тоже. Ты знаешь, мне кажется… — Она замолчала и отстранилась.

— Что тебе кажется?

— Что вы рано или поздно станете… Нет, я не могу произнести этого слова. Все-таки она моя дочь.

— И что тогда?

— Тогда меня не станет, — решительно заявила Ева. — Я… я просто не переживу этого.

— Но это все фантазии. Мне кажется, Ася в конце концов поймет, что мы слишком мною значим друг для друга.

— Как раз это, мне кажется, и возбудило в ней любовь. Это… это словно неизлечимая заразная болезнь. — Ева вздохнула. — Бедная моя девочка.

— Я могу поговорить с ней.

Адам понял, что сказал самую настоящую глупость.

— Поговори… Адам!

Она смотрела на него испуганно и с мольбой.

— Что?

— Я очень боюсь той минуты, когда узнаю, что ты и Ася… — Она вскочила и стала с поспешностью одеваться. — Я… я не хочу знать об этом, понимаешь?

Когда такси остановилось возле дома Евы, Адам сказал:

— Этого никогда не случится. Но если…

— Что тогда?

— Я… я стану самым несчастным человеком на свете.

Однажды Ева позвонила в дверь квартиры Адама в первом часу ночи. Спали все, кроме матери Адама, которая и открыла ей дверь. Всего несколько слов, и она, до сего дня видевшая «ту женщину» мельком, была сражена ее очарованием и прониклась ее бедой. Она разбудила сына, и через пять минут Адам и Ева уже сидели в ожидавшем возле подъезда такси.

— Прости, что так. Ужасно захотелось увидеть тебя, — шептала Ева, прижимая к своей щеке его руку.

— Значит, Ася здорова?

— Да-да, с ней все в порядке. Спит как сурок. Мы пройдем в мою комнату босиком.

— А…

— Алексей наглотался снотворных. Последнее время его замучила бессонница. Завтра воскресенье, и раньше десяти никто не встанет. У нас с тобой целых девять часов.

Адам крепко прижал ее к себе. Он был восхищен и возбужден до крайности ее дерзостью: принимать любовника (как ни избегай этого слова, другого в данной ситуации подобрать трудно) в присутствии мужа!.. Когда они, пробравшись в комнату Евы, посрывали с себя одежду, им показалось, что вместе с ней на полу оказалась их старая кожа.

— Твоя мать прелесть. Она не только поверила в то, что Ася зовет тебя в бреду, она восприняла это как собственную беду, — шептала Ева, увлекая Адама за собой на ковер. — Ааа, я и не знала, как сладко, когда ты кусаешь мне живот. Еще, еще… Нет, я хочу так, как мы никогда не делали. На корточках… Так занимались любовью наши пращуры… — Она внезапно отстранилась от него.

— В чем дело, Ева?

— Я подумала о том, что…

Она прикусила язык. Она поняла вдруг, что ее Ася на самом деле заболеет. Да, она совершила колдовство, заложницей которого была ее собственная дочь, задействовала какие-то древние таинственные силы, сейчас разжигающие их экстаз заоблачного восторга. Завтра эти силы согласно все тому же неумолимому закону сохранения и превращения энергии потребуют расплаты.

Но мысль промелькнула и ушла. Сейчас Ева не боялась этих сил и ни о чем не жалела.

Когда сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату заползло неуютное московское утро, в его неверном свете лицо спящего Адама показалось ей почти чужим. Она со страхом подумала, что на самом деле никакими узами, кроме быстротечного восторга, они не связаны. И почувствовала странный упадок сил.